Степной волк

жизнь, нас ведет к ним каждое доброе дело, каждая смелая мысль,

каждая любовь. Лик святых -- в прежние времена художники

изображали его на золотом небосводе, лучезарном, прекрасном,

исполненном мира, -- он и есть то, что я раньше назвала

"вечностью". Это царство по ту сторону времени и видимости. Там

наше место, там наша родина, туда, Степной волк, устремляется

наше сердце, и потому мы тоскуем по смерти. Там ты снова

найдешь своего Гете, и своего Новалиса, и Моцарта, а я своих

святых, Христофора, Филиппе Нери61 -- всех. Есть много святых,

которые сначала были закоренелыми грешниками, грех тоже может

быть путем к святости, грех и порок. Ты будешь смеяться, но я

часто думаю, что, может быть, и мой друг Пабло -- скрытый

святой. Ах, Гарри, нам надо продраться через столько грязи и

вздора, чтобы прийти домой62! И у нас нет никого, кто бы повел

нас, единственный наш вожатый -- это тоска по дому.

Последние свои слова она произнесла опять еле слышно, и в

комнате наступила мирная тишина, солнце садилось, и золотые

литеры на многих корешках моих книг мерцали в его лучах. Я взял

в ладони голову Гермины, поцеловал ее в лоб и прижался щекой к

ее щеке -- по-братски. Несколько мгновений мы оставались в

такой позе. Я предпочел бы остаться в такой позе и уже никуда

сегодня не выходить. Но на эту ночь, последнюю перед большим

балом, Мария обещала себя мне.

По дороге к ней думал я, однако, не о Марии, а о том, что

сказала Гермина. Все это, так мне казалось, были, вероятно, не

ее собственные мысли, а мои, которые эта ясновидящая, прочтя и

вдохнув их в себя, воспроизвела мне так, что они обрели форму и

предстали передо мной в новом виде. За то, что она высказала

мысль о вечности, я был ей особенно благодарен в тот час. Мне

нужна была эта мысль, без нее я не мог жить и не мог умереть.

Святая потусторонняя жизнь, не связанная ни с каким временем,

мир вечных ценностей, божественной сущности -- вот что было

сегодня заново подарено мне моей подругой и учительницей