К счастью, аппарат партийной пропаганды запретил средствам массовой информации отражать деятельность фонда. Нам было разрешено только помещать объявления в газетах и публиковать ежегодный отчет в соответствии с нашим соглашением. В результате общественность не сразу узнала о нашем существовании, и только в связи с некоторыми проектами, которые мы финансировали. Мы приняли за правило поддерживать практически любую стихийную, неправительственную инициативу. Мы давали гранты экспериментальным школам, библиотекам, любительским театральным труппам. Ассоциации игры на цитре, добровольным общественным организациям, художникам и художественным выставкам, а также различным культурным и исследовательским проектам. Название фонда появлялось в самых неожиданных местах. Фонд приобрел некое мифическое качество именно потому, что о нем так мало писали средства массовой информации. Для людей с определенным политическим самосознанием фонд стал инструментом создания гражданского общества, для широкой же общественности это была просто манна небесная. Мы тщательно соразмеряли свою деятельность. чтобы программы, нравящиеся правительству, перевешивали те, которые могли вызвать подозрение у чиновников от идеологии. Отношение властей было различным. Те, кого волновали проблемы экономики, обычно были за, те, кто занимался культурой, – против. Очень редко мы сталкивались с серьезными возражениями. В подобных случаях это только пришпоривало нас. Наверное, делать добро – благородное занятие, но бороться со злом – может быть весьма увлекательно и весело. Один из таких конфликтов произошел осенью 1987 года. По всей видимости, сам Генеральный секретарь Кадар рассердился, когда прочитал об одном из наших грантов в еженедельной газете, которая регулярно публиковала информацию о наших стипендиях и грантах. Дело в том, что этот грант был выделен для исторического исследования, которое могло показать Кадара в невыгодном свете. Газете запретили продолжать публиковать информацию о нашей деятельности. Кроме того, случилось так, что тогда же министр культуры разослал циркуляр, запрещающий учебным заведениям обращаться в фонд напрямую, минуя министерство. Я заявил протест против обеих этих акций, и, когда на мой протест должным образом не отреагировали, я объявил, что не приеду в Венгрию и приостановлю деятельность фонда до тех пор, пока этот вопрос не будет разрешен. А тут произошел биржевой крах октября 1987 года. Журналист венгерского радио взял у меня интервью по телефону и спросил, закрываю ли я фонд потому, что потерял свое состояние. Я объяснил ему причины, по которым отказываюсь ехать в Венгрию, сказав, что это недоразумение, которое вскоре разъяснится. Интервью было передано по радио, и власти были смущены. Я добился, чего хотел, и мог теперь приехать в Венгрию. Но пока я встречался с премьер-министром, глава отдела пропаганды господин Берек лично запретил брать у меня интервью. Запрет был нарушен в течение недели, когда венгерское телевидение в соответствии с коммунистическим этикетом показало нашу встречу с Громыко в Кремле, снятую московским телевидением. — 10 —
|