|
Вскоре доставили обед, а там и солнце стало клониться к закату, резкие тени гор начали расти, перекрывая ущелья, откуда наконец-таки повеяло ветерком. А беженцы все шли и шли, темной молчаливой толпой пересекая позицию. Глядя на них, Гавриил думал о своих ополченцах: он хорошо понимал, как хочется им поговорить с несчастными беглецами. И поэтому очень рассердился, увидев, что какой-то орловец, оставив кирку, спустился к дороге и начал длинную беседу, даже присел, и болгары тут же окружили его. Кричать было бесполезно — кругом пыхтели, крякали, стучали, с грохотом сыпали камни, — и Олексин быстро пошел к солдату. — Марш на место! Я ополченцам запретил работу бросать, а ты, бездельник… — А я, сударь, перевязываю мальчика, — по-французски ответил солдат, не оглядываясь. — И сделайте милость, не кричите, не пугайте несчастных. Они и так достаточно напуганы. Гавриил в некоторой растерянности посмотрел на солдата, догадался, что это — вольноопределяющийся, и тоже перешел на французский: — Простите. Вы — медик? — Я умею обрабатывать раны. — Раны? — Сквозное пулевое ранение левого плеча. А мальчонке — лет девять, не больше. Солдат мельком, через плечо, глянул на Олексина, отвернулся, глянул снова. Гавриилу показалось, что при этом он улыбнулся в густые пшеничные усы. — Поручик Олексин, я не ошибся? — Да. — Мне хотелось бы поговорить с вами, Гавриил Иванович. Вечером, если позволите. До вечера поручик ходил под впечатлением этой встречи, ломая голову, кем мог быть вольноопределяющийся Орловского полка и, главное, откуда он знал его, Гавриила Олексина. Все разрешилось в первой фразе: — Я — жених вашей сестры, Гавриил Иванович. А зовут меня Аркадием Петровичем Прохоровым. — Варвары? — опешив, уточнил поручик. — Нет. Марии Ивановны. — Господи, да она же еще… — Гавриил замолчал. Потом сказал, вздохнув: — Чуть больше года прошло, как последний раз видел их всех. На маминых похоронах. — С той поры было еще две потери, — тихо добавил Беневоленский. — Вы не получали писем из дома? — Нет, — Олексин напряженно смотрел на него. — Две, вы сказали? Неужели отец? — Да, Гавриил Иванович. Он узнал, что вы пропали без вести… Беневоленский замолчал, заметив поспешность, с которой прикуривал поручик. Зная со слов Маши крутой характер отца, он не предполагал, что известие о его смерти может так подействовать на боевого офицера. — Извините, — сказал Гавриил. — Он был неласков, а я любил его, — он помолчал. — Кого же еще мы недосчитались? — 169 —
|