Тагор прочитал японцам замечательную речь, — Рабиндранат Тагор , — речь о духе Японии. Он, Тагор, говорил как человек Востока; но люди на Востоке сегодня говорят так, что европеец, если только он захочет, может кое–что понять. Однако если углубиться в то, что сказал Тагор о духе Японии, углубиться в то, что он, собственно, хотел сказать всему миру, можно обнаружить, что Тагор, как и все прозорливые люди Востока, знает: Восток хранит древнюю спиритуальную культуру, спиритуальную культуру, которую мудрецы Востока заботливо сохраняют в тайне, которую они не делают доступной простому народу. Но эту спиритуальную культуру они внедрили, воплотили в социальные учреждения, вплоть до новейшего времени. Культура эта целиком и полностью спиритуальна, но время её истекло. Вот почему она на всём азиатском Востоке выступает навстречу нам, как нечто неестественное. Люди, которым присущ древний спиритуальный образ ощущений, усваивают западные формы мышления, западные культурные формы. Вследствие этого выходит наружу нечто страшное, поскольку спиритуальное мышление, — как оно выработано у японцев, — подвижно, оно способно проникать в действительность. Братаясь с европейско–американским материализмом, оно, — поскольку европейский материализм не хочет одухотворяться, — оно естественным образом, наверняка обгонит, опередит его. Ведь у европейца отсутствует та подвижность духа, которую имеет японец. Он имеет её как наследие древней спиритуальности. Благодаря как бы чудесной мудрости, Русская Народная Душа была сохранена от всего того, что ведёт к гибельному развитию, ведёт к деградации. Но она была отравлена посредством ленинизма и троцкизма. Ей пришлось заразиться тем, что вообще погасило бы дух во всей земной культуре, если бы стало господствовать. Само собой разумеется, этого быть не должно. Однако, — если этого быть не должно, — успех, духовный успех зависит от того, что человек принимает решение рассматривать духовную науку не просто как абстрактную теорию, не только как удобное средство для своего рода внутреннего наслаждения, своего рода мистического мечтания, развиваемых в душе. В этих мечтаниях и наслаждениях он, хотя и чувствует себя благополучно, однако посредством их он обманывает себя, что ему будто бы нет дела до мира. Он презирает этот подлый, гнусный мир, он чувствует себя в духовной потусторонности. Это не более чем эгоизм, хотя и высокий эгоизм, но, тем не менее, эгоизм. С такими мистиками, с такими теософами лучше не иметь дела; но следует иметь дело с тем духовным постижением бытия, которое действительно охватывает дух, переживает дух, но посредством этого духа хочет овладеть действительностью, реальностью. — 53 —
|