Кто познаёт духовную науку в её внутренней жизненной ценности, то знает, что ей в любом случае свойственно, — если она воспринимается во всей своей жизненной свежести и полноте, — ей свойственно даже продлевать физическую жизнь человека. Могут, конечно, найтись люди, которые скажут: ну, а вот один тут дожил всего лишь до сорока пяти лет, или даже до двадцати семи! Но поставьте ответный, противоположный вопрос: до скольких лет дожил бы человек, который, — занимаясь духовной наукой, дожил до сорока пяти лет, — если бы он не принял эту духовную науку в двадцать лет? Поставьте такой встречный вопрос! Внешние виды доказательств не играют роли для таких внутренних вещей. Статистика, и тому подобное, не имеет ценности, если хотят учитывать внутренний мир. Статистика во внешнем мире имеет высокую ценность, но она ограничена этим внешним и не охватывает того, что является жизненным принципом. Увидеть это очень просто: вполне правомерно, что страховые общества действуют в соответствие со статистикой и арифметикой. Они ориентируются на то, как велика прогнозируемая продолжительность жизни человека, и, в соответствие с этим, проводят страхование людей. Однако не придёт же вам в голову, что вы умрёте тогда, когда, в соответствие с теорией вероятности, для страхового общества должен наступить (вероятный ) год вашей смерти! Так что в действительности вы не станете считать авторитетным мерилом то, что фактически является таковым для внешней жизни. Всё то, что как статистика, теория вероятностей, обладает достаточной ценностью во внешней жизни, теряет своё значение, как только речь пойдёт об их убедительности в сфере духовного. Этой убедительности вы сможете достичь лишь тогда, если вы примите духовную науку как некий живой эликсир жизни. Она станет таким живым эликсиром жизни, который позволяет человеку приспособиться к обстоятельствам. Тогда произойдёт обратное. Однажды я был крайне удручён, опечален. Могут сказать: вот странный человек, стоит ли из–за этого печалиться! Так вот, однажды я обедал в одном доме, и хозяин там взвешивал на весах, сколько мыса, сколько овощей он должен был съесть. Он должен был взвешивать всю пищу в отдельности! Представьте себе, насколько ненадёжным стал бы у человека инстинкт, если бы каждый за обедом пожелал отвешивать себе свой рис, свою капусту. Такая ненадежность инстинкта возникает из–за чисто интеллектуальной науки, ибо она, посредством статистики может выявлять только внешнее. Но речь идёт не о том, что мы теряем инстинкт, — и теряем мы его из–за интеллектуального образования, — но о том, чтобы мы спиритуализировали, одухотворили этот инстинкт. Чтобы у нас была уверенность, как в случае инстинкта, но только духовная. — 40 —
|