|
Однажды наш комбат капитан Широков отправил меня в центральный склад артполка за ветошью для орудий дивизиона. Начальником склада там была очень полная прапорщица Люся, лет так 30 — ти; с рябым некрасивым лицом и довольно комичной походкой «уточки», какой обычно ходят все полные женщины мира. Я зашел в душный, разогретый солнцем склад, и попросил у Люси ветошь. Женщина прошла в подсобку и в своей короткой форменной юбке весьма неосмотрительно, чересчур низко, нагнулась за ветошью, обнажив свой пышный «фасад», туго обтянутый чистым белоснежным бельем. В голове моей помутилось, и я, не долго думая, как ковбой, проворно оседлал Люсю, утопив ее рябое лицо в грязной пыльной ветоши. И как только бедняжка не задохнулась?! Когда все закончилось, прапорщица задумчиво произнесла, закурив сигарету: «Таких наглых солдат у нас в полку еще не было!» «Извини...те», - смущенно сказал я и, на ходу застегивая брюки, поспешно направился к выходу. «Подожди, солдатик, ты забыл ветошь — эх, ты; совсем забыл, за чем пришел, мормышка», - беззлобно засмеялась Люся, и я понял, что инцидент на этом исчерпан. Больше мы с ней в интимной обстановке не встречались; однако, по кокетливым взглядам других прапорщиц в полку я понял, что наше небольшое эротическое приключение, благодаря Люсе, стало достоянием широкой общественности. С командиром «условной» батареи нашего «условного» дивизиона капитаном Широковым — следующим замечательным персонажем нашего повествования - мы познакомились также при весьма экзотических обстоятельствах. А дело было так. Как-то комбат заступил дежурным по части и повел наше обезьянье стадо на обед. Выглядело это всегда примерно одинаково: двери столовой с шумом распахивались, и «хачики» с ревом неслись к бачкам с пропитанием, вытаскивая оттуда самые вкусные куски мяса и разливая отвратительно приготовленный суп на столе и жирном полу. Широков попытался хоть как-то упорядочить это хаотичное «броуновское» движение, да не тут то было - «звери», как всегда проворно, уже расхватали самую съедобную составляющую этого так называемого супа. Не дожидаясь, когда меня, который день голодного, оставят еще и без сладкого, я запустил руку в тарелку с сахаром и захватил полную горсть «белой смерти». Незамедлительно последовал удар логарифмической линейкой по голове — не столько больно, сколько обидно. «Воронин, ведь ты же — юрист, какой пример ты подаешь для молодежи?» - с укором сказал капитан Широков. «Знаете, а ведь это вы, офицеры, виноваты во всем этом бардаке! Нам в учебке такое даже в кошмаре не снилось. Превратили солдат в стадо свиней, самых настоящих свиней!» - с возмущением, почти как Клим Самгин на баррикаде, толкнул я обличительную речь перед изумленной моим красноречием солдатней. Михаил Широков молча посмотрел на меня странным, изучающим взглядом и отошел к другому столу. — 116 —
|