Ватага Семь ветров

Парашютистов можно было отличить без всяких значков. Они сияли.

— Ну вот и хорошо, — сказала Евгения Григорьевна. — А то все хмурые сидели, хмурые, в класс не войдешь. Есть прекрасное английское слово: чиир-ап. Это значит — бодрись! Нос кверху! Чиир-ап!

Но тут открылась дверь, и на пороге появилась Таня Пронина — в новом светлом свитере, в больших модных очках и с независимым видом.

— Евгения Григорьевна, можно войти? — спросила она спокойно, прошла неторопливо по классу и села рядом с Сергеем Лазаревым.

— Вот это… Чиир-ап! — воскликнул Володя Козликов.

— Напрострел, — сказал Костя Костромин.

Наташа Лаптева повернулась к нему:

— А вот опять… Вот ты мне скажи: что мы в отчет о работе запишем? Ну, что?

— А ты запиши, — сказал Миша. — Ни одной чахлой девчонки в текущей пятилетке!

Глава десятая

Тарахтелка

Беда нависла над девятым без буквы классом, и над Каштановыми, и над школой, и над многими людьми. Беда!

Никто не ждал, никто не знал, — а то бы всей ватагой навалились бы. Но кто мог знать?

Уже давно перестали бояться всевозможных ЧП, уверены были, что никто не нахулиганит, не подерется, не оскорбит товарища, не станет вдруг прогуливать, не напьется, не сворует; сбылось, к удивлению Фроловой, предсказанье Алексея Алексеевича, что настанет время, когда никаких проблем не будет с ребятами, ничего дурного не будет происходить и не нужно будет никаких разбирательств, собраний, персональных дел. Когда Каштанов говорил так, Наталья Михайловна смеялась и головой качала: «Фантазер! Ну и фантазер! Разве так бывает?», а Каштанов отвечал, что, может, и не бывает, но будет. И вот, пожалуйста — никаких хлопот со старшими, даже уроки давным-давно срывать перестали.

Но ведь тридцать душ в девятом, тридцать жизней, и в каждой жизни свои опасности, и каждая из них — опасность для всех.

…Аня Пугачева по прозвищу Анка-хулиганка всю жизнь водилась только с мальчишками, с детства, и не вообще с мальчишками, а вот с такими, как Игорь Сапрыкин и Сережа Лазарев, отпавшими от учения и не второгодниками только потому, что их на второй год не оставляли, несмотря на то что они решительно все для этого делали.

Они всюду ходили втроем, Игорь, Сергей и Аня. Но был в Аниных друзьях недостаток: они были понятны Ане и ей было с ними не тревожно. А с некоторых пор Аня искала в мальчишках таинственно чужого, таинственно опасного. Аня Пугачева любила опасности.

— Вы хорошие мальчишки, — говорила она. — И ты, Игорек, и ты, Сереженька… Только… Только с вами нестрашно. А я люблю, когда страшно. Когда дух замирает, руки холодеют и вся как деревянная становишься.