прозрачность. Когда они приехали первый раз, только взглянув на нее, Валентина сказала: "Поезжайте скорей домой, распорите перину, на которой спите. Переберите по перышку. Что найдете, везите ко мне." Она не стала говорить, что именно могут найти они там. Она знала. Когда капитан с женой собрали в коробочку, что оказалось там, то отправились сначала даже не к ней, а к теще, ей показать - как мол, могло все это оказаться там? Ведь перину-то она сама готовила. Та только за голову схватилась. "Теперь сожги все, - сказала Валентина, возвращая коробочку. - И гвозди тоже в огонь. По луне - сегодня самое время." Когда же летчик, чуть ни со слезами благодаря ее, ушел в сопровождении все такой же безучастной жены, и машина их отъехала, Валентина заключила: "Это какими же дураками надо быть, чтобы к теще ехать! Она-то разве могла бы? Родной дочери-то? Есть еще дураки. Я могла бы сказать, кто сделал. Но зачем? Вот запалит он костер-то, да бросит все это в огонь, никогда больше к ним не сунется. Обожжется! " И довольная, она засмеялась чему-то, понятному ей одной. Баранникова и то, что делает она, не есть нечто исключительное. Таких "бабок" сегодня сохранилось немало. Затаившись, они пережили лихолетье, продолжительность не в одно поколение. Как пережили этот срок и другие - те, кто не утратили и не забыли злого искусства наводить на людей порчу, насылать болезнь и недуги. Противоборство их, идущее, наверное, с тех пор, как в мире появились добро и зло, продолжается по сей день. Услышав о Баранниковой, когда был в Киеве, я собрался было навестить ее, но узнал, что какое-то время назад она исчезла. "Уехала", - лаконично отвечают те, кто разделяли с ней кров. На вопросы: "Куда? Когда вернется?" - молчаливое пожатие плечами. Я знаю, время от времени некоторые из таких людей исчезают. Очевидно, на то у них бывают свои причины. Правда, я не встречал еще, чтобы кто-то внезапно уехавший так, возвращался. И на это тоже, остается предположить, существуют свои причины. 4. ЦЕЛИТЕЛИ. НА НЕВЕДОМЫХ ПУТЯХ По благодати и без нее Напомню: некоторые считают, что болезнь, как форма страдания, есть искупление, погашение зла, совершенного человеком в этом или в прошлом его рождении. С величайшим уважением и симпатией относясь к этой точке зрения и к людям, которые ее разделяют, я чувствую все-таки, что что-то не дает мне принять ее до конца. Это как бы дверь, я вижу ее, она открыта, но войти в нее я не могу. И я пытаюсь понять, что мне мешает. — 122 —
|