|
В послевоенные времена таких «гениев с удостоверениями» частенько можно было встретить на калужском базаре. Только называли их тогда проще: «псих со справкой». Когда разговор заходил о них, нормальные граждане крутили пальцами у виска, а стражи порядка, памятуя об их особенности, относились к ним снисходительно, как отнесся к Бушину сотрудник милиции возле Цветного бульвара. Вот каков наш гений – врет и не краснеет, чужие подписи подделывает, про Федю Сухова пишет, что тот «не отличался стабильностью психики»… А ты, Володя, говоришь «Солженицын». Наш много круче!» «День литературы» № 13, 2001. * * * Вот еще одно мое письмо В. Бушину после цикла его статей, опубликованных в еженедельнике «Патриот» в 2000 – 2001 годах, посвященных книге моих воспоминаний «Поэзия. Судьба. Россия». Бушин, друг сердечный! Прочитал очередное продолжение твоего сочинения и понял: не сердиться мне надо, а радоваться. Наконец-то у меня появился личный дотошный биограф, который живет и дышит каждым моим словом, каждым фактом моей писательской судьбы. Спасибо тебе за это и еще за то, что после каждого очередного номера «Патриота» поток желающих приобрести мой двухтомник заметно увеличивается. Уже продано с весны более трех тысяч комплектов. Думаю, что потребуется второй тираж. Дабы мысль твоя не ослабевала, а перо двигалось дальше, посылаю тебе несколько свежих читательских откликов на мою книгу, думаю, что их тоже следует подвергнуть твоему тщательному исследованию, не исключаю, что со временем ты напишешь и издашь целую книгу, посвященную моему творчеству и я готов всячески содействовать тебе в этом. Только вот ты зря издеваешься над «блаженным» Федором Суховым. Понимаешь ли, Володя. Федор прошел всю войну командиром батареи противотанковых орудий, то есть смертником и, наверное, много немцев отправил на тот свет. Так что он имел право после войны написать любые стихи об этом, в том числе и о том, что «убивал обманутого брата». Ну, ты понимаешь в каком смысле, в том, что мы все «от Адама и Евы». А Симонов с Эренбургом вместо того, чтобы встать в один ряд с такими, как Федор, и защитить свою Родину, как солдаты, лишь покрикивали да приказывали из безопасных штабных укрытий да из редакций военных газет: «Убей его! Убей его». А Сухов и без их науськиваний знал, что их надо убивать, что и делал. Я понимаю, почему он назвал их в сердцах «преступниками»: вот за эту подлую манеру взывать к убийству и возмездию, но так, чтобы самим не рисковать своей жизнью. А еще назвал и потому, что даже диктатор Сталин осадил в конце войны Эренбурга, распоясавшегося в своих статьях и призывавшего в приступе ветхозаветной ярости убивать «мерзких немецких самок» на германской земле… так что все сложнее было, Володя, нежели ты думаешь. — 193 —
|