– Не пойдет! – Что не пойдет? – «Знаменитый» – не пойдет. Другое слово нужно. – Ну, давайте скажем «выдающийся»! Глазунов посмотрел на меня как на идиота… – Ну «великий», – дрогнул я, не веря, что Глазунову придется по душе такая грубая лесть. – Нет, – отрезал художник, – только гениальный! Мы переглянулись и поняли, что он не шутит. Дело серьезное. Седовласый мэтр гневно щурил глаза, торопливо затягивался сигаретой, желваки на его породистом лице ходили ходуном. «Как бы не забрал рукопись! – мелькнуло в моей голове. – Надо соглашаться на «гениального». И, словно прочитав мои мысли, Илья Сергеевич процедил сквозь зубы: – Вы не понимаете, что, печатая мою книгу в десяти номерах, вдвое или даже втрое поднимете тираж своего умирающего журнала! Забегая вперед, скажу, что тираж после публикации «России распятой» не то чтобы поднялся, но даже немного упал, однако, щадя самолюбие художника, ни Гусев, ни я не решились сказать ему впоследствии о таком казусе. А в тот вечер мы все-таки уговорили его остановиться на «великом», потому что – не хуже, чем «гениальный», а народу понятнее. Но в конце разговора я все-таки не удержался и съязвил: – Илья! Вот когда умер Суворов и собрались царедворцы, чтобы решить, какую надпись сделать на могильной плите полководца, то многие предлагали все титулы придворные и воинские выбить на мраморе и высочайших эпитетов советовали не жалеть… Но поэт Гавриил Державин вдруг произнес три простых слова: «Здесь лежит Суворов». И все пришли в восторг, сообразив, что имя Суворов само по себе значительнее всех титулов и званий! Однако на мякине провести Глазунова не удалось. – Когда помру – тогда и пишите: «Здесь лежит Глазунов», а покуда жив – только «гениальный» или, в крайнем случае, «великий»! Глаза его сверкали, дым от «Мальборо» валил изо рта, щеки дергались. Он не шутил… И такого искренне и беспредельно уверенного в своем величии человека я посмел уязвить несколькими легкомысленными суждениями?! Впрочем, они принадлежали не мне, а покойному Кожинову, и утаить их я тоже не имел права. Однако надо было искать пути к примирению, при этом не теряя лица, и я сочинил в очередной номер журнала краткое объяснение для читателей. От редакцииМногие читатели нашего журнала, получив августовский номер, будут разочарованы: они не смогут познакомиться с новой главой из мемуаров И. С. Глазунова, которую мы обещали опубликовать. Дело в том, что Илья Сергеевич прочитал в предыдущем июльском выпуске журнала воспоминания Станислава Юрьевича Куняева о Вадиме Валериановиче Кожинове, в которых на странице 159 есть несколько абзацев о том, как Кожинов относился к творчеству Глазунова, с небольшими пояснениями Ст. Куняева. Эти, на наш взгляд, объективные полстранички текста настолько расстроили знаменитого художника, что он срочно прислал в редакцию телефонограмму, в которой «категорически» потребовал снять публикацию из номера. — 146 —
|