|
Официальная история вину за исход сражения на Березине, как правило, возлагает на Чичагова, хотя, конечно же, этот исторический эпизод был во многом предопределен кутузовской стратегией «все развалится и без меня». И здесь на помощь Кутузов не поспешил. Тем не менее после окончания войны 1812 года Чичагова буквально затравили. Из видных фигур той войны в знаменитой галерее Эрмитажа нет только его портрета, а в 1814 году адмиралу и вовсе пришлось эмигрировать из России. О том, насколько прав был Кутузов, спорят и сегодня. С точки зрения одних, Кутузов все делал верно, сберегая силы для будущих баталий с Наполеоном. Но есть и иная точка зрения. Историк Сергей Цветков пишет: Медлительность Михаила Илларионовича, ставившего себе в заслугу сбережение людей, «чтобы было с чем явиться на границу», не оправдывается цифрами потерь, которые понесла русская армия: из 100 тысяч человек, вышедших из Тарутина, в Смоленск пришла только половина, причем лишь 10 тысяч из них выбыло в сражениях, остальных скосили голод, холод и болезни… Вряд ли генеральное сражение нанесло бы русской армии больший ущерб. Если в такой степени голод, холод и болезни преследовали русскую армию, прекрасно экипированную в Тарутине, то можно представить себе, каким адом стало отступление для французов. Данные о том, сколько из них сумели выбраться из России, разнятся. По некоторым сведениям, из полумиллионной армии вернулось домой лишь 18 тысяч человек. Сто тридцать тысяч солдат сдались в плен, остальные, следовательно, погибли. «Всемирная история войн» дает приблизительно те же цифры: в ней сообщается, что в ходе военной компании 1812 года Великая армия убитыми и ранеными потеряла 370 тысяч человек, причем приблизительно 300 тысяч из них французы. И это несмотря на то, что Наполеон не проиграл в России ни одного крупного сражения! Ни один год эпохи наполеоновских войн не был столь трагическим по числу потерь для Франции. Наполеон, однако, в отличие от Александра I, никаких душевных потрясений в связи с этим не пережил, и к Библии его не потянуло. Говорят, что в 1805 году, беседуя с Меттернихом, Наполеон хладнокровно заявил, что «может позволить себе расходовать 30 тысяч человек в месяц». В 1812 году эту «квоту» он явно перебрал, но не отчаивался. Покинув отступающую армию и в двенадцать дней домчавшись до Парижа, император тут же начал деятельно набирать новые войска. «Я ошибся, но не в цели и не в политической уместности этой войны, а в способе ее ведения», – сделал для себя ошибочный вывод Наполеон. Он признавал, что в России получил тяжелую рану, но еще не осознал, что на самом деле она смертельна. Провал московского похода дал сигнал всей Европе, что наполеоновской эпохе приходит конец. — 76 —
|