В течение первой половины дня 19 августа в Министерство не поступало никакой официальной информации о происходящих событиях, кроме той, которая передавалась по радио и телевидению. Где-то в 16.00 мне передали сообщение о том, что в 18.00 состоится заседание КМ СССР. В течение дня мы в руководстве Министерства дважды обсуждали как организовать работу в сложившейся ситуации и пришли к выводу, что не следует откладывать намеченное на 20-ое августа проведение заседания Коллегии с участием представителей республик, что необходимо продолжать проработку проблем согласно антикризисной программе, осуществлять подготовку к очередной сессии ВС СССР. Не внесло ясности в понимание обстановки и заседание КМ СССР. Я его покинул с еще большими сомнениями в правомерности действий ГКЧП. Поэтому я решил в этой ситуации любыми способами обеспечивать работоспособность коллектива Министерства. На следующий день, т.е. 20 августа, я провел заседание Коллегии. Мы обсудили с участием представителей 9 республик ход выполнения в стране пенсионной реформы, а также первоочередные меры по реализации антикризисной программы. В этот и следующий день я и мои коллеги по руководству Министерством продолжали проработку самых горячих социальных проблем: реформа оплаты труда, новый механизм регулирования фонда потребления, программа занятости населения и т.д. Мое личное отношение к государственному перевороту совершенно однозначное – это гибельная для всех народов страны политическая авантюра, попытка повернуть вспять поступательное движение истории. Министр труда и социальных вопросов В.Паульман 28.08.91 г.» В тот же день, 28 августа 1991 года, прекратил существование КМ СССР, возглавляемый В.Павловым. Верховный Совет СССР выразил свое недоверие Правительству. В этот день я почувствовал такое облегчение, как будто был выпущен на волю с каторги. За Министерство я был спокоен, так как оно находилось в надежных руках В.Колосова – умного и уравновешенного руководителя. Однако в воздухе витала атмосфера мести, разжигаемая СМИ. После ареста членов ГКЧП, я также опасался ареста, как и многие другие члены Союзного Правительства, кроме тех, кто сразу же перебежал в лагерь Б.Ельцина. Обсудив ситуацию с женой, мы решили срочно вызвать в Москву зятя, чтобы тот сразу же увез в Таллинн внука Жюльена. А, во-вторых, решили собрать вещи и перебраться на квартиру к моему надежному другу Саше Соловьеву, у которого была двухкомнатная квартира. Он эту идею поддержал, и мы совершили операцию выезда с дачи после того, как зять с внуком благополучно вернулись домой. Пожитки помогали грузить рабочие под руководством Ю.Крапивина. Только он и мой шофер знали адрес квартиры А.Соловьева. Позже я раскрыл его и А.Трегубову. Таким образом, мы растворились в необъятной Москве и только три верных товарища знали, где мы находимся. Как потом оказалось, эти меры предосторожности оказались излишними. Б.Ельцин министров Союзного Правительства не тронул. Ко мне же вообще никаких претензий со стороны церберов Б.Ельцина не было выдвинуто; даже, наоборот, к моему удивлению, мне был предложен пост Министра труда в Комитете по оперативному управлению народным хозяйством во главе с И.Силаевым. Однако я отказался от этого предложения и от квартиры в Москве. Жена к этому времени уже переехала в Таллинн, а я с вещами последовал за ней. Возвращаться в Москву, в неопределенность, мне не хотелось, тем более, что дети, внуки, мама, сестра, теща жили в Эстонии. Зачем же нам от них на старости лет отрываться и жить на чужбине? Для меня Эстония была родным краем, где я вырос и создал семью. Здесь были похоронены мой дед, бабушка и отец. И, наконец, именно из Эстонии вышли мои предки, переселившись в Россию. — 84 —
|