|
Конфликт с самим собой был разрешен, когда Толстой задал себе вопрос и ответил на него: «Что я? Часть бесконечного. В этих немногих словах покоится вся проблема». В этом, сказал он, «сохранилась глубочайшая мудрость человечества». Как «часть бесконечного», он был вечной сущностью, которую не могла тронуть рука смерти [7]. Позднее его вера в бессмертие трансформировалась до идеи перевоплощения. В письме одному своему корреспонденту он отмечает, что опыт «нашей нынешней жизни есть то окружение, в котором мы дорабатываем впечатления, мысли и чувства прежней жизни. Наша нынешняя жизнь всего лишь одна из многих тысяч подобных жизней... Я хотел бы, чтобы вы меня поняли, я не играю, не выдумываю: я верю в это, я вижу это без сомнений» [8]. В своем дневнике он приводит свои размышления на тему самоубийства: «Хорошо бы написать историю того, что переживает в этой жизни тот, кто убил себя в предшествующей: как он, натыкаясь на те же требования, которые ему предлагались в той, приходит к сознанию, что надо выполнить эти требования. Помня данный урок, этот человек будет мудрее других» [9] (13 февраля 1896 г.). По всей вероятности, Толстой верил в то, что, если бы мы помнили наши прошлые жизни, мы были бы мудрее. Это поднимает проблему, волнующую многих в отношении перевоплощения. Чего стоит перевоплощение без памяти прошлых жизней? В своей книге «Иллюзия Бессмертия» Корлисс Ламонт задает подобный вопрос и делает вывод, что человек, не помнящий прошлых жизней, живет как будто первый раз. Какое же значение они могут иметь для него? [10]. Автор цитирует Лейбница: «Какая вам от этого польза, сэр, стать китайским императором при условии, что вы забудете, кем были до этого? Разве это не будет то же самое, как если бы Бог одновременно с тем, как уничтожил вас, создал бы императора в Китае?» [11]. Допустим, мы вспомнили все наши прежние жизни, но давайте спросим себя: поможет ли это нам? Профессор Геддес Макгрегор пишет об этом в своей книге «Перевоплощение в христианстве». Если бы я вспомнил сотни своих воплощений, начиная от жизни крестьянина в Вавилоне, включая жизнь королевского шута при дворе Филиппа Красивого, не говоря уже о недолгой жизни в работном доме Англии времен Диккенса и трагической жизни русской княжны, то вряд ли можно от меня ожидать, что я вынесу всю их тяжесть и при этом получу пользу от еще одного воплощения на земле... Лишение памяти было бы обязательным для нового развития и нового роста, ибо именно груз памяти, со всем чувством вины, раскаяния, сердечной болью прошлого мешает истинному росту в наши Дальнейшие годы... Одной из величайших милостей является способность забывать. Если бы не она, мы не смогли бы вынести даже одной жизни, не говоря уже об их последовательности, и, в конце концов, мы бы совсем остановились в нравственном развитии. Ни один разумный человек не ожидает, что восьмидесятилетний старик, как бы он ни был здоров телом и жизнерадостен умом, воспримет те идеи, которые ему были чужды всю жизнь. Для этого ему понадобилось бы начать все заново. Когда жизнь полна событий, память человека завалена воспоминаниями; нам необходимо открыть чистый лист, чтобы начать все заново [12]. — 10 —
|