|
На симпозиуме, прошедшем в Нью-Йорке, психиатры, аналитики и другие специалисты в области психотерапии пришли к выводу, что причина, лежащая в основе психических расстройств, заключается в «страхе небытия, ужасе пустоты» («New York Times», 21 апреля 1978 г.). По мнению лауреата Американской премии по журналистике Эрнеста Бекера, «за всеми фобиями и неврозами кроется страх смерти» » [14]. Эдмунд Уилсон5, считающийся главой американских писателей, однажды сказал: «Знание того, что смерть не так уж далека, что мои мысли и эмоции и жизненная сила скоро исчезнут, как клуб дыма, приводит меня к мысли, что все земные дела не важны, а люди делаются все более и более низменными. 5 . Эдмунд Уилсон (1895—1972) — критик, литературовед, прозаик, драматург. Становится труднее воспринимать человеческую жизнь серьезно, включая свои собственные усилия и достижения» [5]. Случай, произошедший со Львом Толстым Ни один писатель не указывал на эту проблему с большей настойчивостью и драматизмом, чем Лев Толстой. В 1978 году, когда отмечалась 150-летняя годовщина со дня его рождения, комиссией ООН было определено, что он самый читаемый писатель в мире. В «Субботнем обозрении» Норман Казнз пишет: «Через магию своих слов он вызывает к жизни чувствительность, которая помогает сформировать контуры мысли в миллионах людей во всем мире. Его слова настолько возвышенны, что дают видение того, чего люди могут достигнуть или кем стать» (28 октября 1978 г.). В «Исповеди» Толстой объясняет случай, когда он решил покончить с жизнью в апогее литературной славы. ... Или, начиная думать о том, как я воспитаю детей, я говорил себе: «Зачем?» ... Или, думая о той славе, которую приобретут мне мои сочинения, я говорил себе: «Ну хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей в мире, — ну и что ж!..» И я ничего и ничего не мог ответить... Душевное состояние это выражалось для меня так: жизнь моя есть какая-то кем-то сыгранная надо мной глупая и злая шутка... Не нынче-завтра придут болезни, смерть (и приходили уже) на любимых людей, на меня, и ничего не останется, кроме смрада и червей. Дела мои, какие бы они ни были, все забудутся — раньше, позднее, да и меня не будет! Так из чего же хлопотать? Как может человек не видеть этого и жить — вот что удивительно!.. Вот это было ужасно... и я не мог терпеливо ожидать конца... ужас тьмы был слишком велик, и я хотел поскорее, поскорее избавиться от него петлей или пулей... Теперь я вижу, что если я не убил себя, то причиной тому было смутное сознание несправедливости моих мыслей [6]. — 9 —
|