|
Борис Сахаров – мой друг юности. – Путь в молчание. – Я переживаю шок. В ноябре ко мне в Стокгольм приехали двое немецких друзей. Чтобы сделать им приятное, я преодолел внутреннее сопротивление и в первый раз за долгое время достал свои пленки. У меня все еще не было никакого каталога своих записей. В спешке я дал послушать своим друзьям только пленку с лаем собаки. В последний вечер перед отъездом моих знакомых я совершенно случайно напал на след друга юности, о котором ничего не слышал 27 лет. Он к тому времени стал одним из самых известных преподавателей йоги во всей Германии. Я говорю о Борисе Сахарове, написавшем несколько хороших книг по йоге, которые, наверняка, знают те читатели в Германии, которые интересуются данной темой. Нас с Борисом связывала юношеская дружба. Мы выросли в одном городе, Одессе, наши отцы оба были врачами и, следовательно, коллегами. Нас связывало глубокое желание найти скрытый смысл жизни. В последний раз я видел Бориса в Берлине в 1932 году. Он тогда жил у моих родственников в Шарлоттенбурге. Несмотря на большие способности и выдающийся талант к иностранным языкам, он все время испытывал материальные затруднения. Без сомнения ему не хватало практицизма. Кроме того, он был иностранец, а Германию в то время охватил катастрофический экономический кризис. Борис зарабатывал на жизнь, работая таксистом. Он работал в основном ночью, а днем разрисовывал рекламные щиты и объявления и старательно изучал йогу и астрологию. Мы потеряли связь с начала Второй мировой войны. Мои немецкие друзья пообещали мне узнать его адрес, и я с нетерпением ждал дня, когда смогу связаться с моим другом Борисом. Тем временем моя способность слушать развивалась с удивительной быстротой. К счастью, я уже начал привыкать к ней и принял ее как неизбежный факт, так что меня это больше не угнетало. Однако я никоим образом не искал сближения с моими анонимными «друзьями из космоса». Меня не устраивали объяснения парапсихологов, спиритистов, оккультистов, исследователей НЛО и им подобных, потому что я хотел знать наверняка и убедиться во всем на собственном опыте, а не довольствоваться объяснениями других. Постепенно я стал успокаиваться, хотя все еще не преодолел неприязни к голосам на пленке. Однажды вечером я лежал на кушетке в своей мастерской и пытался взглянуть на события объективно. В целом я чувствовал свою вину за разрыв связи с этими неведомыми существами. Я ощущал глубокое опустошение, болезненную утрату и не знал, можно ли возобновить прерванный контакт без риска пережить новое разочарование. — 20 —
|