|
Я не говорю вам то, что вам приятно услышать. Вас сюда не просто так заслали. Вы здесь, чтобы научиться работать, как мы, американцы, работаем. И я вижу, что вам это трудно дается. Но с дугой стороны, вам совсем не трудно усваивать Достоевского. Его мир вас удивляет и восхищает. Один за другим, вы все его романы прочли… Я любил Мирну. Она была моей настоящей любовью. У меня ничего не получалось с другими ведущими актрисами, несмотря на то, кем они было, и как здорово они играли. Ирене Дунне была отменной актрисой, но не для меня! Передайте мое спасибо Голливуду за все — за хорошие дни, за дни моего процветания, и за не столь славные дни, и за скорбные дни. Голливуд сделал из меня рабочую лошадь, и теперь я могу в России предаться утончению актерского мастерства. Мне предстоит работать с удивительными людьми, такими как Немирович Данченко, Станиславский и Мейерхольд. Иными словами, мне предстоит работать с тем самым Мейерхольдом, который сделал из безвестного актера Сашу Барона Коена, того, кем он является в его нынешнем воплощении. О Боже, в той своей жизни Саша Барон Коен был знаком с Блоком, он тесно дружил с поэтами серебряного века русской поэзии. Он был революционером театральной игры, русским интеллигентом, и отказывался от участия в текущей политике. Он играл в их игры не более того, сколько требовалось для участия в спектаклях на злобу дня. Нынче, работая в кино, он иногда произносит какие-то слова, которые невозможно понять — так поступали актеры в начале предшествовавшего столетия, изобретая новые слова и выражения. Я буду иным. Но и там меня ждут сумасшедшие дни, потому что никакого Шекспира я не буду играть из принципа. Я сразу же, с самого начала, окажусь в театре “ультра модерн” или “новом” театре. И Чехова я также играть не буду, потому что к тому времени и Чехов будет звучать старомодно и наивно как звучит мир розово-голубых барашек с пастушками и пастухами на французском королевском фарфоре, который выпускали в канун Великой французской революции. Я убиваю вас! Поблагодарите в Голливуде людей, которые знали меня! Скажите им, что я нашел своего сына. Он уже никогда более не дотронется до наркотиков. Он будет со мной в России. Он уже учит русский язык, и меня научил нескольким русским словам. Я не могу привыкнуть к произношению. Я прошу их подыскивать мне роли, в которых меньше слов и больше физического действия. Мы начнем с Санкт-Петербурга, а затем наш театр переедет в Москву, в центр Москвы, как я полагаю. Я познакомился здесь с Высоцким, и он рассказывает мне московские истории. У русских невероятное чувство юмора. Правда, их жизнь была таковой, что если ее не высмеивать, то оставалось только умереть. Смех действительно та точка отсчета, которая подходит мне. Я отпускаю вас, может быть в будущем нам удастся еще поговорить. — 119 —
|