|
Новые поколения обитателей мышиного городка теперь сбивались в плотные кучи, производившие впечатление угрюмой копошащейся массы. Редко можно было заметить искорку в паре черных бусинок-глаз. Шерсть свисала клочьями с их потускневших шкурок, на которых начали появляться первые раковые язвы. Тем не менее зверьки кое-как, но продолжали борьбу за существование. Действия их во многом напоминали поведение людей, общество которых они и моделировали: тех, кто бедствует в поселках из бараков и времянок в странах третьего мира, или влачит нищенское существование в трущобах городов Запада. Грызуны, пуская в ход зубы и когти, вели беспощадную борьбу за мышиный идеал — своеобразную вариацию «американской мечты» — умеренное количество пищи, умеренное размножение и умеренное катание на своей карусели. Волна «беззакония» захлестывала мышиное сообщество, а «преступность» принимала массовый характер. Грызня между родителями и их отпрысками стала заурядным явлением. Любая попытка приблизиться к кормушкам или карусели оборачивалась настоящей «межобщинной» битвой. В конце концов, жуткая скученность форсировала «падение нравов» и окончательное «моральное разложение» мышей. Весь городок неистово закружился в разнузданной оргии убийств и каннибализма. Даже самки, доведенные до отчаяния, начали пожирать свое потомство. И, наконец, стрессы и перенапряжение от ежедневной борьбы за выживание привели к вспышкам целого ряда заболеваний среди мышей и почти полному их вымиранию. Судя по всему, ни одно живое существо, — коим бы ни был объем его мозговых полушарий — не любит выказывать признаков беспомощности и расставаться с надеждой. Следует лишь шевелиться и выкручиваться по мере сил. Необходимо только, чтобы дали возможность спокойно питаться, плодиться, да избавляться от переваренной пищи и, самое главное, не отягощали душу напоминаниями о неотвратимой катастрофе. Шаманы племени хопи, а также провидцы иных туземных народов мира полагают, что большая часть рода человеческого вымрет в ближайшем будущем от недуга, порожденного страхом и отчаянием. Они убеждены в том, что это случится, несмотря на поражение коммунизма в идеологической схватке с капитализмом, и вне зависимости от того, будут ли ракеты с ядерными боеголовками выпущены из стартовых шахт или же выброшены на мусорную свалку. (Предосудительное отношение аборигенов к техническому прогрессу объясняется только тем, что именно они стали жертвами его издержек.) Когда все, что для нас ныне свято, будет опорочено и мы обнаружим, что наши кормушки пусты, карусели битком набиты, гнезда загажены, а сопротивляемость организма болезням резко снизилась, — возможно, даже в этом случае мы ради сохранения иллюзий пустимся во все тяжкие и поведем себя подобно своим собратьям-грызунам с Крайнего Севера — леммингам. Когда кишащая грызунами тундра превращается в рассадник заразы, лемминги иногда, поддаваясь стадному чувству, устремляются все как один в сторону океана. Выдвигаются теории о некой генетической аберрации, или инстинктивном позыве зверьков, заставляющем их «верить» в существование за морем пастбищ с более сочной и густой травою. В конце своего пути грызуны тонут, погибая в волнах моря самоубийственной надежды. — 96 —
|