|
— Николай Михайлович! Привезли... Страшное дело! Слышу мощный гул машин, как будто идет эскадра самолетов, и в окне мелькают отблески фар. Одеваюсь, как по тревоге. Бегу... Вся огромная площадь перед школой заполнена медленно ворочающимися и ворчащими «студебеккерами» со вспыхивающими и гаснущими фарами, сильными, как прожекторы. В их свете падает снег. У сортировки ругань. Шоферы обступили Любовь Владимировну, кричат, матерятся... — Сгружай немедленно, старая карга! — Ты видишь, что с ними? Замерзли! Слышишь, стонут?! — Вот он — критический момент. Вот сейчас их нужно матом, как я умел раньше, когда был сменным механиком... Но тут эта Любочка. Нельзя. — А ну, тише! Старшего сюда! Старшим был капитан, но он молчал. У него был приказ, и он знал порядок, но ехать по грязи в Городню совсем не хотелось. А тут еще дождь со снегом... — Сколько машин? — Сорок три. — Сколько раненых? — А кто их знает... Мы же их не по счету... Человек пятьсот, наверное... — Не сметь сгружать! Здесь снимаем только лежачих и тяжелых. Знаете приказ?! — Знаю, знаю... Давайте скорее... Разве вы не видите, что они замерзли?! — Сейчас отсортируем. Санитары! Снимать только лежачих и с бирками! Кто слезет самовольно, обратно в машину! Пошли, Любовь Владимировна, Аня! В кузове, на соломе или прямо на железном полу, лежали раненые — без одеял, только в шинелях. Между лежачими — согнутые фигуры с завязанными головами и шеями, с разрезанными рукавами, штанинами, запорошенные тающим снегом, мокрые... Куда тут их еще везти! Но если мы примем всех, значит, сразу заполнимся до отказа. А завтра? Нет, солдат должен терпеть. Это его первая обязанность. Санитары с носилками следуют за мной и Быковой. Залезаю в машину. Кричат: — Давай снимай, чего смотреть. — Не видишь, раненые! Объяснять некогда, нужно приказывать. — Снимут только тяжелых и лежачих. Кто полегче, поедет в Городню за пять километров. И не шуметь! Лежачих быстро стаскивают санитары. Тех, кто сидит, проверяют. В других машинах командуют Быкова и Аня Сучкова. Разгрузка идет быстро: в сортировке много мест. Укладывают подряд, потеснее. Там раненые сразу замолкают, потому что бочка уже шумит от пламени, дрова сухие заготовлены. В иных машинах шоферы командуют ходячим: — Слезай, чего ждешь? Не выгонят! Но мы неумолимы и отправляем из приемной снова на машину. Майор тут же, помогает объясняться с шоферами и капитаном. Это очень важно, потому что у меня плохо получается... По мере разгрузки машины ворчат моторами, зажигают фары и начинают маневрировать к выезду с площади. Она постепенно пустеет. Разгрузка заняла всего полчаса. Лоб мокрый от пота, хотя на мне одна гимнастерка. А может, от снега? — 77 —
|