|
Организовали три поста по «ловле» машин. Они работали не столь эффективно, как зимой, но все вместе давали до двадцати машин в день. Заготовили соломы, чтобы подстилать в кузов, потому что и для лежачих не хватало «санитарок». Эвакуация началась. Только первого августа мы вошли в норму. Большая радость: освободили Орел и Белгород! Не зря наши ребята проливали кровь... После этого дня поступление раненых прекратилось. Бои ослабли, другие госпитали выдвинулись вперед. Мы начали «подчищать хвосты». У нас семьдесят человек нетранспортабельных. До госпитальной базы армии — восемьдесят километров, они не могут перенести такой путь даже на санитарных машинах. Нетранспортабельные... Слово это обозначает — нельзя перевозить. Нельзя, потому что может умереть в дороге. Доктрина строго требует: «Не отправляйте ненадежного!» Правильно требует. Эта эвакуационная горячка — страшная зараза. Все начальники госпиталей, медсанбатов жмут на хирургов: эвакуируй. Хирурги должны сопротивляться. Они представляют медицинский гуманизм. Но как бы я не хотел быть нетранспортабельным, когда фронт движется! Лучше бы я перетерпел транспорт, пошел на риск умереть, только бы везли до надежного места. Практика такова: войска продвигаются, санитарные учреждения должны идти за ними. Приказы: «Эвакуировать... передислоцироваться... развернуться... нетранспортабельных раненых оставить для долечивания». Будь я начальником, я бы все изменил. Отправлять нетранспортабельных при стабильном фронте, когда есть условия лечить, — преступление, нужно наказывать. Но когда наступают — да, эвакуировать обязательно, даже с риском для жизни. Поэтому мы стараемся теперь лечить наших раненых что есть сил. — Николай Михайлович! Прилетел самолет! В поле сел... — Беги немедленно к нему... Тащи летчика прямо к Чеплюку. Слышишь? Да захвати немножко спирту... Попроси у Лиды. Санитарный самолет — это ангел-спаситель в наступлении. На нем можно отправлять кого угодно — кроме тех, кто уже без пульса. Но летчики капризны, их иногда нужно даже ублажать... За два последующих дня все нетранспортабельные раненые были вывезены в Елец. Вот и Каменка позади. Можно подводить итоги. Итак, приняли 1700 раненых. Большинство — лежачих. Два процента газовой. Смертность при газовой — одна треть. Не очень много... Но и не мало. Правда, мы не имели «пропущенных» раненых. Пропущенные — это поздно диагностированные газовые, это когда не заметят шокового больного, а раненый в живот или грудь пролежит без операции больше, чем следует. Никто не умер от кровотечения. Сестры стали опытнее — «Кубанский университет» помог. Когда столько раненых, только они могут выловить срочных. У нас всего четыре врача. Впрочем, уже пять теперь. Прибыла новая докторша — Малахова Анна Васильевна. Пришла в гражданском платье, в белых туфельках, очень скромная девушка с гривой темных волос. У Зиночки поселили. Та смеется: «Я все говорю, а она — молчит». — 72 —
|