Глобальное политическое прогнозирование

Для того чтобы заново уравнять перед лицом истории развитых и отсталых, приспособленных и не приспособленных, человечеству предстоит создать иные критерии оценки людей, иную шкалу времени. Модерн подчинил людей экономике и превратил экономико-технические критерии в главное мерило людей, стран, цивилизаций. И до тех пор, пока эти приоритеты довлеют, исторический горизонт человечества так и будет раздваиваться, ибо "экономические ножницы" не сокращаются, а все больше раздвигаются. Прогресс обнаружил неприятную тенденцию концентрации и монополизации: быстрее развиваются те, кто более развит.

Феноменология Э. Гуссерля рекомендует нам, для того чтобы пробиться к первичному смыслу, осуществить процедуру вынесения за скобки всего наслоившегося. По-видимому, эту "феноменологическую редукцию" предстоит осуществить человечеству, вынеся за скобки те феномены, которые связаны с экономико-техническими критериями развитости и неразвитости. Речь идет о перспективе планетарной постэкономической революции, которая в отличие от мировой коммунистической революции не просто насильственно экономически уравняет всех, а вынесет за скобки экономические измерения, то есть утвердит новую шкалу оценок и приоритетов.

Глава 3. РАЗРАБОТКА СЦЕНАРИЕВ В ПАРАДИГМЕ СИНТЕТИЧЕСКОГО ПРОГНОЗИРОВАНИЯ

Может быть, свобода воли нам вообще не дана, но иллюзия ее нас не покидает. На развилке дорог нам действительно кажется, что мы вольны пойти и направо и налево; когда же выбор сделан, трудно представить, что нас подвел к нему весь ход мировой истории.

Сомерсет Моэм

3.1. Механизмы инверсии в завершающей фазе вызова

Из предыдущего мы уяснили, что наиболее перспективной формой исторического прогнозирования является анализ в контексте логики вызова — ответа. Иными словами, определяя параметры вызова, его направление и динамику, мы получаем априорно заданные (т.е. еще не наблюдаемые в опыте, поскольку дело касается будущего) направление и параметры ответа. При этом, разумеется, мы должны отдавать себе отчет, что ответы всегда носят характер альтернативных вариантов и требуют, соответственно, альтернативных прогностических сценариев.

Исходную методологическую трудность представляет само уточнение исторических параметров фазы вызова: в какой именно точке начинается эта фаза, какие исторические общности и с какой скоростью эта фаза охватывает. Иными словами, мы здесь имеем ту же контраверсу номинализма и реализма, которая имела столь большое значение в истории философии и других социальных наук. Каким образом мы можем разнообразные, по видимости разрозненные события уложить в единую морфологическую структуру, называемую нами фазой вызова? Как, далее, отличить события, относящиеся к фазе вызова, от событий, принадлежащих к прошлому циклу вызова — ответа, и в частности: что нам помогает различить события, принадлежащие ко второй фазе предыдущего цикла — фазе ответа, от событий, принадлежащих к первичной фазе интересующего нас нового цикла? Например, как отличить события, являющиеся заключительными реакциями фазы коммунистического (леворадикального) ответа на предыдущие вызовы первой трети XX века — мировую войну, мировой экономический кризис, а также моральный кризис западных либеральных обществ,— от событий, относящихся к начальной фазе нового, посткоммунистического цикла, в рамках которого инициатива вызова принадлежит уже победившему либерализму?