|
Писать о поражении навевает тоску, поэтому я поспешу переключиться на события хотя бы следующей недели. Дик умер под наркозом; я уехал из Лэнгтон Плэйс и возвратился в эссекский коттедж. Весь ноябрь я почти ни с кем не виделся. Продукты привозились в коттедж. Почти беспрерывно шел дождь; как-то ночью разыгравшаяся буря вышибла деревянные ставни и затопила комнаты нижнего этажа. Эмоционально я был полностью истощен, в душе все словно окаменело, толком не верилось, что когда-либо хоть что-то будет вызывать интерес. В конце ноября я дошел до точки. Помню, осовело смотрел на море и думал, сколько времени займет утопиться. Влачась как-то по берегу белесым льдистым утром, я решил, что в море забрести у меня не хватает храбрости. Казалось нелепым, что что-то во мне упорно цепляется за жизнь, вместе с тем чувствовалось полное равнодушие к собственному существованию. Коттедж подлатали скорее, чем я ожидал, однако, окинув взглядом гостиную с заново вставленными окнами и ставнями, я не почувствовал ничего, кроме безразличия. Какая разница, сухо тут или вода в ладонь глубиной? От того, что сухо, отраднее на душе не становилось. А вот на следующий день во мне снова ожил интерес к моему эссе насчет долголетия. Я прочел его (не сказать, чтобы внимательно) и попробовал рассудить, где у меня ошибка. Не получилось; а перечитал — так почувствовал, что не очень-то и заблуждаюсь. День 2-е декабря выдался солнечный, и море было на редкость спокойным. Я развернул кушетку к окну и полулежал на ней, опершись спиной о подушку, ноги укутав в плед. В камине, помню, горело масло, отчего огонь ровно гудел, иногда чуть взревывая, — звук, вызывавший в недрах моей депрессии глухое раздражение. Я остановившимся взором смотрел на море, пытаясь осмыслить, где же в моем эссе кроется ошибка. Затем через комнату я перевел взгляд на книжный шкаф. Солнце высвечивало корешки книг. Были это в основном яркие американские «пэйпербэки» — классики науки, несколько томов по музыке, кое-что из истории и археологии, «Приключения идей»[115] Уайтхеда. Игра света на ярких красках на минуту вызвала чувство эйфории, хотя и мимолетное. Солнце било в глаза, и я их закрыл, подвинувшись выше на подушке. Корешки книг остаточным своим изображением на миг задержались под веками, И тут словно в отсвете вспышки мне с доскональной четкостью представилось решение проблемы, едва не доведшей меня до самоубийства. Я будто увидел сокровенный смысл книг изнутри и осознал, что это и не книги вовсе, но часть вечно живой Вселенной. Каждая из них — окно в «инаковость», выход на срез места или времени, которых фактически в данную секунду нет. — 54 —
|