Перуновы дети

Чумаков ссутулился, опустил голову. Как он столько времени мог не знать об этом? Да, находился без сознания, долго выкарабкивался. Но как он жил, шутил и смеялся, не ведая о страшной правде? Убит топором… Может, именно эта картина предстала перед ним в бредовых видениях, там ведь тоже был топор… Хотя тот человек в белой рубахе не был похож на Андрея… «Эх, Андрей, Андрей! – Чумаков до боли сжал голову. – Выходит, он погиб, когда я ещё был в командировке или сразу после моего ранения. Вот почему так прощупывал Готовцев, думал, что обо всём знаю… А я не знал… стремился выжить, а зачем? У меня нет ни учеников, ни последователей. Андрей писал статьи, книги, издавал газету, а я не сочинял ничего, кроме своих меморандумов. У меня ни семьи, ни близких, а у него осталась жена, дети, больной отец. Почему так несправедлива жизнь? Как жаль, что в ней нет места Богу, в которого так верил Андрей…»

Чумакову стало душно. Он резко потянул узкую часть окна, с треском разорвав бумажную оклейку, подставил голову и грудь холодному ветру, швырнувшему в лицо горсть колючего снега. Не сразу сообразил, что это началась метель. Липкие щупальца боли, на миг ослабнув, опять прильнули к вискам, горячими объятиями охватили всё тело. Стало трудно дышать.

Чумаков вышел из комнаты, пересёк коридор и через чёрный ход спустился на улицу прямо в метель. Холода не почувствовал, так горячо и больно было внутри. Тапочки почти сразу потерялись на ступеньках, и Вячеслав босиком пошёл по мягкому белому снегу, а свистящий ветер подхватывал и трепал полы больничной пижамы. Снег таял на разгорячённом теле и сбегал за ворот струйками талой воды. Может, он шёл к своему бесконечно далёкому детству, где были живы родители и друзья, мудрые книги, светлые надежды и удивительные снежные бури, дарящие необыкновенный восторг.

Кто-то из персонала заметил открытую дверь чёрного хода, а от неё – свежие, лишь слегка присыпанные снегом отпечатки босых ног. Чумакова водворили обратно, ругая и беспокоясь, что теперь могут пойти осложнения, не хватало ещё воспаления лёгких, и прочее… Но он лежал, безучастный ко всему, и чувствовал себя маленькой ничтожной деталькой, выброшенной из огромного механизма, который неожиданно приобрёл новые законы движения. Зубчатые железные колёса стали крушить собственное нутро, выбрасывая и перемалывая всё, попадающееся на пути. Он тоже выпал и стал никому не нужен, хотя и остался почти целым. А Андрея сломало… как и многих других… Но кому об этом расскажешь?

Глава четвёртая

К морю