|
Светозар споткнулся обо что-то, опустил глаза долу и увидел палку. Наклонившись, узнал в ней посох Мечислава, почти невредимый, только почерневший в некоторых местах от огня. Крепкое дерево выдержало, видимо, посох отчего-то оказался снаружи и не попал в пламень… Но что это, дальше, под сгоревшими брёвнами? Это похоже… на почерневшие… человеческие останки… Перед очами поплыло от набежавших слёз. Отрок упал на землю у самого пожарища. Через несколько мучительных мгновений его прорвало: он то ли закричал, то ли заплакал, громко, никого не боясь и не стесняясь, один со своим горем на всём этом злом несправедливом свете, лишившем его отца и матери, а теперь вот и последнего родного человека. Тело его сотрясали рыдания, как толчки подземного ящера сотрясают землю. Руки гребли пепел и вырывали траву, судорожно сжимавшиеся кулаки били по горячим угольям, не чувствуя ожогов и боли. Светозару захотелось умереть тут же, у сгоревшего порога, чтоб унестись в далёкий Ирий, встретиться там с родителями и дедушкой. Казалось, последние силы покинули опустошённое тело и из него вот-вот унесётся душа, не в силах боле переносить земные страдания. Но Светозар не умер. Пролежав долгое время в полубеспамятстве и оцепенении, он вдруг ощутил ноющую боль обожженных рук, погружённых в пепел. От пожарища веяло теплом, как от печки, которую старый Мечислав разжёг в своей уютной избушке в этот прохладный вечер. Лёгкий Стрибог, пролетая над пожарищем, коснулся своим крылом волос Светозара, и отроку почудилось, будто дедушка погладил его по голове, благодаря за то, что он выполнил наказ: предупредил людей, позаботился об отце Велимире и его деревянных книгах… Отрок сел, утирая испачканными в золе кулаками слёзы на грязном лице. – Я забыл, что ты обещался всегда быть со мной, прости! – всхлипнул малец. – Я думал, что совсем один остался… – А ты помни о богах наших – Триглавах Великих и Малых, кои вечные наши родители. Дубраву нашу помни и поляну Перунову, людей из слободы и отца Велимира, о которых заботиться надобно. Нынче кончилось твоё отрочество, вместо меня ты теперь… Светозар встал, огляделся кругом. Дедушки не было. Только чернеющее пепелище да ветерок, трогающий волосы. Отрок поклонился пожарищу: – Прощай, дедушка! Затем прошёл к тому месту, где за избушкой на кольях и сучьях у них всегда сушились кувшины и крынки. Из уцелевших выбрал тот, что побольше, предназначенный для хранения зерна. Потом зашёл на пожарище и стал наполнять кувшин ещё горячим пеплом и обугленными костями, кладя их бережно, будто опасаясь сделать дедушке больно. Что-то блеснуло среди золы. Светозар поднял круглый железный предмет. Это был Перунов знак, который Мечислав обычно носил на груди: молнии, вплетённые в Сварожье Коло. Это означало силу, движущую всем миром, потому как только Перун может вращать Колёса Яви, Колёса Жизни и Миротворения. Некогда посеребрённый знак сей местами оплавился, почернел, и только блёстки серебра вспыхивали там и тут, как звёзды на тёмном небе. Когда раскопал череп, слёзы вновь закапали из очей, но Светозар продолжал работу. Пройдя к разбитому сундуку, выбрал белое полотно, оторвал аккуратный кусок и прикрыл им горло кувшина. Затем, спустившись привычной тропкой к роднику, взял из его ложа комок вязкой глины, тщательно размял и закупорил верх кувшина с прахом. Вначале Светозар хотел отнести и оставить сосуд у распутья четырёх дорог, как это делалось прежде, чтобы напоминать живым о мёртвых. Но тут юноша вспомнил, что теперь это небезопасно: сосуд может разбить и низвергнуть злая рука, а проходящие мимо люди станут попирать прах ногами. Посему отрок бережно, будто опасаясь расплескать, пронёс кувшин к тому месту, где прежде стоял головной кумир Великого Триглава, опустил в образовавшуюся яму и забросал землёй. Потом обложил холмик диким камнем в виде маленького кургана. Слёзы вновь и вновь начинали течь по щекам. — 124 —
|