|
Пилат велел солдатам спуститься с лифостротона, взять у еврейских стражников Иисуса и привести в преторию. Войдя следом, он, с любопытством разглядывая необычного узника, спросил: — Ты Царь Иудейский? (Ин. 18:33). (Поразительный вопрос, который на мгновение приоткрывает тщательно скрываемую изнанку тех драматических событий! Давид Штраус в своей «Жизни Иисуса» (1836) совершенно не понял его значения: «Как мог Пилат предложить такой вопрос Иисусу, если иудеи ещё не успели сказать Пилату, в чём именно они обвиняют Иисуса» [201]. Увы! Почтенный профессор не понимает того, о чём, по всей видимости, догадываемся мы! Во время своего ночного визита к Пилату Иосиф Аримафейский и Никодим обязательно должны были обрисовать перед прокуратором некоторые детали инкриминируемого Иисусу «преступления», и, разумеется, в самом благоприятном для узника свете.) Иисус тоже был в немалой степени удивлён. Ведь первосвященники ещё ничего не успели сказать Пилату о его деле! Откуда же этому угрюмому римлянину известны такие подробности? — От себя ли ты говоришь это, — спросил он Пилата, — или другие сказали тебе о Мне? (Ин. 18:34). Пилат, разумеется, не стал посвящать подсудимого во все «тайны следствия» и рассказывать о ночном разговоре с Иосифом и Никодимом. Достаточно с этого бродяги и того, что он сейчас отпустит его на все четыре стороны! — Разве я Иудей? — сказал он. — Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал? (Ин. 18:35). Теперь Пилат хочет услышать от самого Иисуса, в чём его обвиняют. Ничего странного здесь нет: судья обязан задавать подсудимому вопросы, даже если у него в голове уже сложилось готовое мнение по этому делу. Иисус ответил в том смысле, что даже если кто-то и называет его царём, то в любом случае это царство не от мира сего, то есть не земное, на земле невозможное. Говоря по-другому, его деятельность сугубо духовная и никакого отношения к политике не имеет. А главной своей задачей он считает «свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего» (Ин. 18:35-37). — Что есть истина? — пожав плечами, сказал Пилат и вышел наружу к иудеям (Ин. 18:38). Эта пренебрежительная реплика Пилата неопровержимо доказывает, что личность Иисуса, равно как и его слова, не произвели абсолютно никакого впечатления на прокуратора. Будучи, как и почти все тогдашние римляне, закоренелым скептиком, Пилат менее всего был расположен внимать скучным и, как ему казалось, лишённым всякого смысла рассуждениям галилейского бродяги о высоких материях. Он даже не захотел дослушать Иисуса до конца! Поэтому все предположения, что во время суда Пилат почувствовал к Иисусу внезапную симпатию, абсолютно беспочвенны. Он хотел лишь «отработать» полученные за узника деньги, только и всего! — 134 —
|