|
А там гуляют господин Нушима и мсье Рывчук. Разговор дипломатов точен и скуп. – Нет, мсье Рывчук, – говорит на великолепном французском языке консул Нушима, – поверьте, речь шла о понятиях абстрактных, не имеющих отношения к практике наших взаимоотношений. И потом, позвольте быть до конца искренним. Ленин не принимает вашего главного требования – оплатить долги прежнего правительства? Нет. Но переговоры вы ведете, и наше правительство понимает, отчего вы их ведете и чем они могут кончиться. Разве повторение вашего опыта – я беру самый крайний случай, об этом у нас никто не хочет и думать, – разве согласие на переговоры с красными, но при выдвижении ряда требований, не пойдет на пользу нашему общему делу? – Я отвечаю вам искренностью на искренность, мой дорогой Нушима. Наш опыт переговоров с красными показывает или, во всяком случае, должен показать всем, кто хочет видеть, абсолютную бесполезность каких-либо контактов с ними. Стоит ли вам убеждать себя в этом, повторяя наш горький путь? ВЕЧЕРНЯЯ ЧИТАБлюхер идет по пустынным переулкам – автомобиль он отпустил; заседание будет сложное; надо собраться как следует. Длинно воют собаки. Ставни на всех окнах закрыты. Пробивающиеся лучики света лежат на земле причудливыми рисунками. Молодой месяц в черном небе похож на клоуна. Возле угла Аргунской Блюхера хватает за рукав нищенка: – Подай Христа ради, сынок! Блюхер выворачивает карманы и протягивает старухе несколько монет. – Спасибо тебе, господь тебя не забудет. Горе по тебе сохнет, ищет тебя, да я отмолю. Старуха хочет поцеловать руку Блюхера, неловко наклоняется и падает. – Ох, господи, – стонет старуха, – ноги-то не держат, старые они. – Ну-ка, – говорит Василий Константинович, – давай, бабуся, опирайся на руку. Он помогает нищенке подняться, чистит на ней жакетик. – Да не надо, сынок, – шепчет старуха, – кто ж лохмотья чистит? Они грязные должны быть. Ой, – морщится старуха, – нога у меня вспухла. – Где живешь, старая? – Под небом. – Так холодное же оно. – Оно и холоднее – все равно пылает. Пожгли страну, пожгли. – Кто? – Красные, белые, зеленые. Люди пожгли. Вон кошечка у меня к забору привязана, видишь? – Нет. – А ты приглядись, она серенькая. Слабость у нее. Лежит и мурлычет. Хлебушком ее накормлю, с твоих пятачков-то, она и порадуется. Твари нежнее людей, они добро помнят. – Сама откуда? – С Поволжья. – Одна осталась? — 61 —
|