|
Вот, наконец, и Наташа… Но как она выглядит?! Она заметно постарела – это за каких-то два с небольшим года! А в её лице, во всём её облике появилось нечто от „портрета Дориана Грэя“! Как же она жила всё это время после их разлуки? Да, недаром нам ещё в школе втолковывали, что гулящие люди, особенно – женщины, быстро изнашиваются, рано стареют… – Наташа… – негромко и несмело окликнул женщину маститый учёный и лауреат Государственной премии. Та в недоумении оглянулась: мужской, какой-то надтреснутый голос показался ей знакомым, но лица окликнувшего её мужчины она рассмотреть не смогла: он стоял в тени колонны. Наталья Сергеевна Ветрова (она вернула себе после развода девичью фамилию) сделала шаг в сторону окликнувшего её человека и тут же замерла – это был Андрей! На лице Натальи за несколько секунд сменилось несколько выражений: первоначальная радость тут же сменилась раздражением, которое уступило место озабоченности: „Как бы их тут вместе никто не заметил. Начнут потом судачить!“ Но Андрей зациклился лишь на первой реакции: обрадовалась – значит помнит, значит ещё не всё потеряно… Как психолог он знал, что истинна именно первая реакция. Андрей не захотел, не сумел принять во внимание, что устойчивой-то реакцией была именно озабоченность. Та самая озабоченность, которая говорила о том, что женщина не хочет , не намерена возобновлять хотя бы каких-то отношений с преданным ею супругом. Да, с супругом, – ведь согласно православному учению „то, что соединено Богом, не может быть разделено людьми“. Значит, и развод, оформленный в ЗАГСе, ничего не значил… – Пойдём, Наташа, – предложил Андрей, почему-то подняв при этом свой портфель и что-то сделав с его защёлкой, – Пойдём, я тебя довезу: у меня тут машина, „Пчела“… Наталья, которая уже в первые секунды решила немедленно прервать едва начавшийся словесный контакт с бывшим мужем, почему-то согласилась, взяла его под руку и, ведомая им, послушно прошла к его маленькому и шустрому электромобилю. При этом она пробормотала: – Я так виновата перед тобой, Андрюша, так виновата… Это невозможно простить… Но, поверь, – мне очень совестно, очень стыдно. Спасибо, что даёшь мне шанс хотя бы оправдаться за моё вероломство, за мою подлость… Только – нужно ли всё это тебе… Мы не станем приводить здесь далее ни подробностей, ни даже сути состоявшейся между ними двухчасовой беседы. Беседы, которая проходила в маленьком светлом и уютном безалкогольном кафе. Таких за последние лет пять наплодилось в Москве великое множество. Большинство из них были частными и функционировали благодаря необузданным кулинарным фантазиям изобретательных людей, которым было „тесно“ в рамках кухонь, режима и меню государственных ресторанов и кафе. Надо ли пояснять, что ни ценами, ни доходами своих работников, ни качеством (отменным – по мнению иностранцев) эти частные кафешки ничем не отличались от государственных. Ведь спекуляция, как и иные нетрудовые доходы, карались довольно строго, а после второй обоснованной претензии клиентов лицензии у „кабатчиков“ отбирались навсегда . — 137 —
|