|
– Я исполню ваше пожелание, – после долгого молчания заверил я. – Для этого тебе придется пройти путем, указанным в русской сказке: "Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что". В этот момент фургон резко затормозил, и через минуту дверь распахнулась. – Ну что, философы, – оскалился Петраков, – можете вытряхиваться, пора загружать аппаратуру в самолет. Я спрыгнул на бетонную площадку и огляделся. Вокруг было пустынное заснеженное поле аэродрома, вдали виднелись серебристые ангары. Мы стояли в аэропорту Домодедово. Мела метель, холод забирался под демисезонное пальто. Показался тягач с огромным самолетом на прицепе. – Если ты пройдешь московский алхимический лабиринт, – произнес Джи под легкий свист ветра, – то слабые места твоей души постепенно проплавятся. Не забывай, что ты пока являешься необработанной рудой. Из нее предстоит выплавить Серу – сухой и чистый мужской принцип, стабильно устремленный к Духу, а также Ртуть – летучий женский принцип, влажный и нестабильный, стремящийся испариться. – А мне казалось, что я исполняю все ваши коррекции, – с обидой в голосе ответил я. – Ты просто не видишь себя со стороны и не можешь верно оценить свои качества. Около четырех пополудни я распрощался с Джи у зала контроля и, слегка опечаленный, вернулся в Москву, по дороге обдумывая свое незавидное положение. Я нашел в кармане лишь тринадцать копеек, на которые мне и предстояло развернуться в столице. Бросив две копейки в телефонный автомат, я позвонил Джону Сильверу. – Откуда у тебя мой телефон? – подозрительно спросил низкий хрипловатый голос. – Я обращаюсь к вам по рекомендации Джи, – осторожно произнес я. – Он сказал, что вы являетесь сталкером по московскому андеграунду. – Вначале я должен взглянуть на тебя, – строго ответил он. – Я к вашим услугам, сэр. – Через час жди меня в центре зала станции метро "Кузнецкий мост". – А как я вас отыщу в людской толпе? – Если ты читал "Остров Сокровищ" Стивенсона, то легко узнаешь меня, вспомнив старого пирата Джона Сильвера, – в трубке раздались короткие гудки. Добравшись до Кузнецкого моста, я остановился в центре зала и стал глазами искать человека с черной повязкой на голове. Чтобы не терять времени, я достал свой уже потрепанный дневник и продолжил чтение писем Одинокой Птице. "16 ноября 1980 г . Мурманск, Баренцево море. Дорогая Птица, утешение и Путь – это разные вещи. Первое дается лишь очень слабым, обездоленным существам, которых жизнь сломала, раздавила. Это их, в далеком прошлом заслуженная, благодать, да и она посылается им незримо, чтобы не зазнавались. ^Второе – дается редчайшим людям, и то только как шанс, который они могут утратить в своей тоске по прежнему комфорту, в жалости к себе, в привычном психологическом хаосе и эгоцентризме, в стремлении обслужить только себя и более никого. Громадному же большинству человечества не дается ни утешения, ни Пути, ибо оно спит и ничего не хочет слышать или воспринимать. Конечно, я могу ждать десятилетиями и даже столетиями твоего изменения, прорастания, и я дождусь, но, пойми, у тебя есть шанс все сделать быстро, в сжатые сроки, если ты перестанешь жалеть себя и возьмешься за работу. Тогда все твои трудности превратятся в пушинку, они просто исчезнут, а вместо них возникнет живая реальная жизнь: горы, пустыни, взлеты и падения, а главное – Путь как возможность выхода из беличьего колеса прежних, изживших себя миражей. — 54 —
|