– Это я, Шишкин. Пустите ради Бога, я уже полчаса стою под дверью, но мне никто не открывает. – Ну, раз вспомнил о Боге, то заходи, – ответила Кэт и ушла на кухню ставить чайник. Прошло пять минут – Шишкин ввалился в дверь, горделиво поставил две бутылки шампанского на середину стола и недовольно произнес: – Еще немного – и я бы разбил от злости это шампанское об вашу дверь. – Ты лучше побыстрей открывай бутылку, – холодно остановила его Кэт, – я не терплю мужчин, жалеющих себя. Глаза Натали были особенно прекрасны в лучах зимнего солнца, пробивавшегося сквозь заиндевевшее окно. – А теперь отправляйся на кухню готовить яичницу с луком! – приказала Кэт самозваному поэту. – Вот теперь ты на своем месте и даже неплохо смотришься у плиты, – с восторгом отметила Натали. Яичница и шампанское быстро исчезли. Я почувствовал себя весело, и даже гора грязных тарелок под столом и разбросанные окурки не мешали моему приподнятому настроению. Кэт специально запрещала убирать мусор, для нагнетания мрачной атмосферы: она хотела притянуть в ситуацию люциферические силы. Стол был покрыт табачным пеплом и заставлен пустыми бутылками. Через несколько часов наша бэд компани вновь проголодалась. – Кош бы нам пригласить в гости, чтобы принес водки и закуски? – произнесла задумчиво Кэт. Натали позвонила Боцману на работу – ответили, что он дома. Позвонила домой – жена сказала, что он с утра на работе. – Может, вызвонить Мертвого Глаза? – подсказала Кэт, пуская прозрачное колечко дыма. Натали быстро набрала номер, и на другом конце провода холодный мужской баритон произнес: – Не волнуйтесь, приеду с цыплятами табака и бутылкой «Столичной». – Что за отталкивающая кличка у этого парня, – заметил я. – Этот странный молодой человек из приличной семьи, – ответила Натали своим мягким голосом, – но он уже несколько раз пытался покончить с собой. Правда, всегда неудачно: его обязательно кто-нибудь спасал. После этих попыток он перестал чувствовать и реагировать на жизнь, глаза его словно омертвели, стали холодными и пустыми, а улыбка напоминает оскал трупа. Пять лет назад он решил повеситься в парке, у памятника Пушкину. Дрожащей рукой он неуверенно накинул петлю на шею и повис на цветущей яблоне. Но, на его несчастье, по парку прогуливался генерал в отставке. Он снял дергающегося в судорогах молодого человека с яблони и надавал ему пощечин по полумертвой физиономии, приговаривая: «Как ты посмел повесить свое холопское тело рядом с великим поэтом? В следующий раз вешайся у туалета», – а затем поколотил его так, что тот три года жил хорошо, ни разу не вспомнив о самоубийстве, но потом вдруг опять решил покончить с собой. — 32 —
|