– Как это – в инстинктивный центр? – Это все, что внутри тебя связано с сексом, едой, алкоголем, табаком, сном, деньгами, ленью и паразитизмом. Вдруг Джи посмотрел на меня и серьезно произнес: – И вообще, если не хотите работать над собой – придется с вами расстаться. Я даю вам миллион возможностей для внутреннего роста – а вы зазнались и не делаете усилий. – Мы вроде исправно таскаем ящики, – надулся Петрович, – покупаем вино и колбасу, ходим по ситуациям, осваиваем города, записываем адреса новых зайцев, спим на полу! Я не могу понять, что значит духовно развиваться в этой ситуации. – Этот коан нам не разгадать до конца жизни, – ответил я. – Постарайтесь развеселить себя и не обижаться на коррекции, – сказал Джи. – И тогда постепенно ваши души оживут, внутреннее болото превратится в проточную воду, мрак исчезнет, и солнце радостно заискрится в глазах. Утром Джи разбудил нас. – Приглашаю вас в великолепный храм на праздник Крещения, – сказал он. Тихие заснеженные улицы встретили нас ласково и приветливо, а вдалеке возвышался огромный храм с золотыми куполами. – Путь роста и работы над собой – это путь страдания и кровопролития, – говорил Джи, когда мы поднимались к храму по дороге, утопающей в сугробах. – Необходимо распять себя на кресте служения и преданности. Христос показал каждому человеку Путь в Чертоги Небесные. Но в них можно пройти только через страдание и распятие самого себя. Сердце на этом пути омывается слезами и кровью… Смоленск, в искрящемся инее, выглядел невесомым. Мороз был поистине крещенским: минус сорок. Вокруг храма стояли сотни старушек, пройти сквозь них казалось невозможным. – Праздник-то какой, – слышалось вокруг, – патриархи со всех стран приехали. – С праздником, Макаровна. – И тебя с праздником, Филипповна, – умилялись смоленские бабули. – Да держи этих, с бородами, не пускай – сейчас всю воду крещенскую разберут! – вдруг всполошились они, когда мы попытались протиснуться вперед. Меня повлекло в храм, и я, просочившись через плотные людские ряды, очутился у входа. Передо мной на снежную паперть упал молодой человек и забился в конвульсиях. Я поднял его, уложил на лавку и вошел, медленно пробираясь в огромной толпе, ближе к торжеству Крещенской службы. Из алтаря вышел священник в черном монашеском одеянии, стал вглядываться в толпу и, заметив меня, вдруг поманил к себе. Я в растерянности подошел. Священник взял меня за руку и повел в алтарь, а старушки со всех сторон злобно шипели: – Родственника ведет, не пускай его, не пускай! — 295 —
|