|
Шесть дней и ночей метался Микеланджело, не находя себе места. Взбудораженный, не помня о пище и отдыхе, он весь был во власти дурных предчувствий. Как-то среди ночи, расхаживая по крепостному парапету, услышал он голос. Он мгновенно повернулся, будто к нему прикоснулись раскаленным железом. — Кто ты? — Друг. — Что ты хочешь? — Спасти твою жизнь. — Разве она в опасности? — В смертельной. — Из-за войск папы? — Из-за Малатесты. — Что он собирается сделать? — Убить тебя. — За что? — За разоблачение его предательства. — Но мне никто не верит. — Твой труп будет найден у бастиона. — Но я в силах защитить себя. — В таком-то тумане? — Что же мне делать? — Бежать. — Но это измена. — Это лучше, чем быть мертвым. — Когда я должен бежать? — Сейчас. — Но ведь я здесь на посту. — У тебя не будет больше ни минуты времени. — Как я объясню все это? — Спеши. — Но мои каменщики… стены… — Скорее! Скорее! Он спустился с парапета, пересек Арно, потом пошел в обратном направлении к Виа Моцца. Фигуры прохожих смутно выступали в густом тумане, то будто лишенные головы, то рук и ног, словно грубо обтесанные мраморные блоки. Он велел Мини быстро уложить одежду и деньги в седельные сумки. Скоро он был уже на лошади, Мини сел на другую. Когда они приближались к воротам Прато, их спросили, кто едет. Стража кричала: — Это Микеланджело, из Девятки Обороны. Дать ему дорогу! Он скакал, желая скрыться в Болонье, в Ферраре, в Венеции, во Франции… живой, невредимый. Семь недель спустя он вернулся во Флоренцию — униженный, опальный, утративший всякое доверие. Синьория оштрафовала его и изгнала из Совета на три года. Но поскольку папские войска силой в тридцать тысяч стояли теперь лагерем на холмах под укрепленными Микеланджело южными стенами, командование вновь направило его на прежний служебный пост. Благодарить за такую милость Микеланджело должен был Граначчи. Когда Синьория объявила Микеланджело, как и других флорентинцев, бежавших из города, вне закона, Граначчи выхлопотал ему временное прощение и послал Бастиано, который помогал Микеланджело в укреплении стен, за ним вдогонку. — Должен сказать, — сурово выговаривал ему Граначчи, — что Синьория проявила чрезвычайную снисходительность. Ведь ты вернулся уже через пять полных недель после того, как был принят закон об изгнании мятежников, и мог потерять все свое имущество в Тоскане, да и голову в придачу. Внук Фичино поплатился жизнью только за то, что утверждал, будто у Медичи больше прав на власть во Флоренции, чем у кого-либо другого, так как они сделали для города много полезного. Ты поступил бы гораздо умней, если бы запасся одеялом и пищей и просидел в церкви Сан Миниато всю осаду, пусть даже целый год… — 599 —
|