абсолютно невозможным. Я тогда еще не знал, что мы, если захотим, сможем вырабатывать достаточно кхади для удовлетворения всех своих нужд. Это открытие мы сделали позднее. С другой стороны, я знал, что при бойкоте мы не можем рассчитывать только на фабричное производство. Пока я раздумывал над этой дилеммой, Хасрат Мохани закончил свою речь. Мне мешало, что я с трудом подбирал нужные слова на языках хинди и урду. Впервые мне пришлось выступать перед аудиторией, состоящей почти исключительно из мусульман Севера. На сессии Мусульманской лиги в Калькутте я говорил на урду, но тогда моя краткая речь была лишь призывом к сердцам. Здесь же я имел дело с аудиторией, весьма критически, если не враждебно, настроенной, которой должен был объяснить свою точку зрения. Но я отбросил всякую застенчивость. Вовсе не обязательно было произносить речь на безукоризненном, отшлифованном урду, на котором говорили мусульмане Дели. Я мог говорить даже на ломаном хинди, чтобы выразить свои взгляды. И мне это удалось. Конференция наглядно показала мне, что только хинди-урду может стать lingua franca (*) для всей Индии. Говори я в тот раз на английском языке, мне не удалось бы произвести такого впечатления на аудиторию, а маулане Хасрату не пришло бы в голову бросить мне вызов. А если бы он и бросил вызов, я не смог бы столь действенно отразить его. (* Общий язык (латин.). *) Я не мог подобрать подходящих слов на языке хинди или урду для выражения своей новой мысли, и это несколько сбивало меня. Я выразил ее, наконец, словом "несотрудничество", впервые употребленным мною на этом собрании. Пока говорил маулана Хасрат, я подумал, что напрасно он говорит об активном сопротивлении правительству, с которым он во многом сотрудничает, если применение оружия невозможно или нежелательно. Поэтому мне казалось, что единственным действенным сопротивлением правительству будет отказ от — 450 —
|