президенту. Я спросил добровольца, куда мне идти. Он довел меня до Рипон-колледжа, где разместилась часть делегатов. Судьба ко мне благоволила. Вместе со мной в одном здании поселился Локаманья. Насколько помню, он прибыл днем позже. Локаманью, разумеется, нельзя представить себе без его дарбара. Будь я художником, я нарисовал бы его сидящим на кровати. Таким он запечатлелся в моей памяти. Из бесчисленного множества людей, заходивших к нему, припоминаю лишь одного - ныне покойного бабу Мотилала Гхозе, редактора "Амрита базар патрика". Громкий смех присутствовавших и разговоры о преступных делах правящих кругов забыть невозможно. Расскажу подробнее об обстановке, в которой работал Конгресс. Добровольцы ругались друг с другом. Если вы просили одного из них сделать что-либо, он перепоручал это другому, а тот в свою очередь - третьему и т. д. Что касается делегатов, то они вообще были не у дел. Я подружился с несколькими добровольцами и рассказал им кое-что о Южной Африке; они немного устыдились своей бездеятельности. Я попытался разъяснить им скрытый смысл служения обществу. Казалось, они поняли меня. Но дух служения быстро не вырабатывается. Он предполагает в первую очередь наличие желания, а потом уже опыта. У этих простодушных хороших юношей не было недостатка в желании, но опыт совершенно отсутствовал. Конгресс собирался раз в год на три дня, а остальное время бездействовал. Какой опыт можно было приобрести, лишь участвуя в его трехдневных заседаниях? Делегаты ничем не отличались от добровольцев. У них было не больше опыта. Они ничего не делали сами. "Доброволец, сделай это. Доброволец, сделай то", - постоянно приказывали они. Даже здесь я столкнулся с проблемой неприкасаемости. Кухня тамилов была расположена далеко от всех остальных. Делегаты-тамилы чувствовали себя оскверненными лишь при одном взгляде постороннего на их обед. Поэтому для них и была построена специальная кухня в компаунде колледжа, отгороженная от всех остальных стенами. Там всегда было дымно и душно. Это была одновременно — 210 —
|