|
Макс Альперт. Товарищ Фрунзе. 1925 г. И там после короткого колебания мы направились в «Прагу». Мы поднялись по широкой изогнутой лестнице на второй этаж и попали в очень светлый зал со множеством столов, по большей части свободных. Справа поднималась эстрада, с которой с большими паузами доносилась оркестровая музыка, голос конферансье или пение украинского хора. Мы сразу же поменяли место, Асе дуло от окна. Она стеснялась, потому что пришла в такой «шикарный» ресторан в разбитых туфлях. У портнихи она надела новое платье, сшитое из старой черной, уже побитой молью ткани. Оно ей очень шло, в общем оно было похоже на синее. Поначалу мы говорили об Астахове. Ася заказала шашлык, а я пиво. Так мы сидели друг против друга, думали о моем отъезде, говорили об этом же и смотрели друг на друга. И тут Ася сказала мне, должно быть впервые так прямо, что одно время она очень хотела выйти за меня замуж. И если этого не случилось, то, как ей кажется, прошляпил эту возможность именно я, а не она. (Может быть, она и не сказала это резкое слово «прошляпил»;уже не помню.) Я сказал, что желание выйти за меня замуж не обошлось без ее демонов. – Да, конечно, ответила она, она думала, как невероятно смешно было бы, если бы она явилась к моим знакомым в качестве моей жены. Но теперь, после болезни, ее демоны исчезли. Она стала совершенно пассивной. Но теперь ничего у нас не выйдет. Я: но я все равно с тобой, и я приеду даже во Владивосток, если ты там окажешься. – Ты собираешься и там, у красного генерала, выступать в роли друга дома? Если он будет так же глуп, как Райх, и не вышвырнет тебя. Я ничего не имею против. А если он тебя вышвырнет, то я тоже не против. – И еще она сказала: «Я к тебе уже очень привыкла». Я же сказал под конец: «Когда я только приехал, я сказал тебе в первые дни, что готов сразу же на тебе жениться. Но я все же не знаю, решился ли бы я на это. Я думаю, я бы этого не выдержал». И тогда она сказала совершенно замечательную вещь: «Почему нет? Я верная собака. У меня такие варварские привычки, если я живу с мужчиной, – это неправильно, но я не могу иначе. Если бы ты был со мной, то ты был бы свободен от страха и печали, которые тебя часто мучают». Так мы говорили о многом. Собираюсь ли я и дальше смотреть на луну и думать об Асе. Я сказал: надеюсь, что в следующий раз будет лучше. «Что ты тогда снова сутками сможешь лежать на мне?» Я ответил, что об этом сейчас как раз не думал, а думал о том, чтобы быть рядом с ней, говорить с ней. Если буду с ней рядом, тогда снова придет и это другое желание. «Очень приятно», – сказала она. Этот разговор очень волновал меня весь следующий день, да и всю ночь. Но мое стремление уехать было все же сильнее влечения к ней, хотя, возможно, только из-за множества препятствий, с которыми оно сталкивалось. Жизнь в России для меня слишком тяжела, если я буду в партии, а если нет, то почти бесперспективна, но вряд ли легче. Ее же слишком многое связывает с Россией. Правда, есть еще ее стремление в Европу, связанное, видимо, с тем, что ее может привлекать во мне. А жить с ней в Европе – это могло бы быть для меня, если бы удалось ее к этому склонить, самым важным, первостепенным делом. В России – не думаю. Мы проехали в санях до ее квартиры, тесно прижавшись друг к другу. Было темно. — 69 —
|