|
Илья Ильф. Храм Христа Спасителя. Зима 1929/30 гг. В одном ларьке я купил пошлую открытку, в другом – балалайку и бумажный домик. Здесь я тоже встречал ряды с рождественскими розами, отрядами героических цветов, резко выделяющихся среди снега и льда. Разыскать Музей игрушки с моими покупками было непросто. Со Смоленского бульвара его перенесли на улицу Кропоткина51, и когда я до него наконец добрался, я был так вымотан, что едва не повернул назад на пороге: я решил, что дверь, которая не сразу подалась, заперта. После обеда у Аси. Вечером на плохой пьесе (Александр I и Иван Кузьмич) в театре Корша52. Автор поймал Райха в антракте – он охарактеризовал героя своей пьесы как существо, духовно родственное Гамлету, – и мы с трудом, обманув его бдительность, ускользнули с последних актов. После театра, насколько я помню, мы купили поесть. Райх спал у меня. 22 декабря. В разговорах с Райхом я наталкиваюсь на некоторые важные вещи. По вечерам мы часто беседуем о России, театре и материализме. Райх очень разочарован Плехановым. Я попытался показать ему, в чем заключается различие между материалистическим и универсалистским подходом. Универсалистский подход всегда идеалистичен, поскольку он недиалектичен. Ведь диалектика с необходимостью двигается в том направлении, которое предполагает объединение тезиса и антитезиса, с которыми она имеет дело, в синтезе триады, на этом пути она все глубже проникает в сущность предмета и изображает универсум только исходя из него самого. Всякое иное понятие универсума беспредметно, идеалистично. Далее, я попытался показать нематериалистичность мышления Плеханова на той роли, которую у него играет теория, и сослался при этом на противоположность теории и метода. Теория в своем стремлении представить всеобщее парит над наукой, в то время как для метода характерно, что всякое фундаментальное универсальное исследование тут же находит свой собственный предмет. (Пример исследования связи понятий времени и пространства в теории относительности.) В другой раз разговор об успехе как решающем критерии «средних» писателей и о своеобразной структуре «величия» у великих писателей – они «великие» потому, что их влияние имеет исторический характер, но нельзя утверждать обратное, будто их историческое влияние обусловлено их писательской мощью. Мы говорили о том, как этих «великих» писателей видят только через линзу столетий, которая увеличивает и окрашивает их. И еще о том, как это порождает абсолютно консервативное отношение к авторитетам и как, опять-таки, это консервативное отношение может быть обосновано исключительно материалистически. Еще раз беседовали о Прусте (я прочитал ему кое-что из перевода53), потом о русской культурной политике: «программа образования» для рабочих, с помощью которой их пытаются приобщить ко всей мировой литературе, потеря пролетарскими писателями, которые в годы героического коммунизма были ведущими, своих позиций, предпочтение отдается реакционному крестьянскому искусству (выставка АХРР54). Все это показалось мне снова очень актуальным, когда я с Райхом сутра был в редакции «Энциклопедии»55. Этот проект рассчитан, как мне сообщили, на тридцать-сорок томов, отдельный том будет посвящен Ленину. — 24 —
|