|
А вот бани Сандуновские на берегу Неглин-реки себе новую хозяйку сыскали. Но обо всем по порядку. Сначала о самих банях. Сандуны быстро обросли собственной историей, легендами и тайнами. Банщики «дворянского» отделения вовсю хвалились друг перед другом, кто какого почетного гостя помыл да попарил. Среди завернутых в белоснежные простыни посетителей особым успехом всегда пользовался рассказ о том, как парился «смуглый поэт Пушкин». Банщики смачно рассказывали, что был он такой молодой да крепкий, что любого банщика до седьмого пота доводил. А сам, исхлестанный на полке веничком из молодых берез, резво бросался в ванну со льдом. Да только через минуту выскакивал на полок и снова требовал, чтобы банщик «отпотчевал» его хорошенько. Бедным банщикам, чтобы угодить поэту, меняться приходилось, а тому – хоть бы что. В буфете любили вспоминать другую историю – о Денисе Давыдове, легендарном герое войны 1812 года. Сей гусар, накинув простыню, выползал из парилки в буфет и требовал брусничной воды, декламируя из Пушкина: «Боюсь, брусничная вода мне б не наделала вреда!» Хорошо, коли буфетчик бывал в курсе и подносил воду вкупе с водкой, а то разгневанный неразбавленным брусничным приношением гусар мог и оплеуху влепить. Купеческое сословие в Сандунах свою легенду заимело. Оказалось, чтобы стать счастливой в браке, купчихе-невесте надлежало накануне свадьбы помыться в отдельном кабинете из серебряной шайки. Купчихи свято верили, что сама красавица Сандунова из этого серебра мылась, оттого муж ее столь горячо и любил. Потом появились и «семейные» отделения. Правда, вместо жен с мужьями, их оккупировали дамы с модными болонками и кошечками. Так что банщицам приходилось мыть не только двуногих, но и четвероногих посетителей. Однако без хозяйки плохо. После смерти Елизаветы Семеновны наследникам Силы, «вольноотпущенной Горбуновой и ее сыну Виктору», они не понадобились. Все банное дело Горбуновы продали внуку купчихи Авдотьи Ломакиной, той самой, что держала «помоечные места» еще до Сандуновских бань. Однако внук ее Василий вкладывать деньги в «помойное дело» не счел нужным. Так что бани потихоньку приходили в упадок. Нет, конечно, москвичи по-прежнему их любили и все еще звали Сандунами, но… все уж было не то. В конце концов Василий Ломакин заложил Сандуновские бани купцу-миллионщику Ивану Фирсанову, владельцу крупнейших дровяных складов, но выкупить не сумел. Купец же сам банями не заинтересовался и сдал их в аренду простому сандуновскому банщику Петру Бирюкову. Только и сказал: — 68 —
|