|
Бледный, худой и желтый, Третьяков бродил по галерее. Ночей не спал, снова и снова перевешивая картины. Тайком, чтобы никто не услышал (поднимут ведь на смех!), разговаривал с холстами. Все чаще вспоминал предостережения, услышанные в молодости: «Высосут они из тебя жизнь!» Коллекционер горестно вздыхал: если б только из него! Но чем провинилась Веруша?! Да и сам Павел Михайлович из-за болей в желудке почти ничего не ест. Из-за переживаний обессилел донельзя. «Люта эта страсть и тягостна…» Да и ненасытна – все галерея забрала себе, ничего уже создателю своему не оставила… В конце концов Третьяков свалился. 4 декабря 1898 года вызвал священника исповедоваться и причаститься. По окончании исповеди сказал: «Берегите галерею!» Потом, вздохнув, зашептал: «Верую!» То ли жену звал, то ли Бога… На третьем «Верую» его не стало. От Веры Николаевны хотели скрыть смерть мужа. Но она поняла и написала едва разборчиво: «Требую быть там». Дочери отвезли ее в залу для прощаний. Она сидела в инвалидном кресле, глядела на Пашеньку, лежавшего в цветах, и кивала ему: «Я скоро!» 7 декабря при огромном стечении народа художники, возглавляемые Васнецовым и Поленовым, отнесли на руках гроб с телом Третьякова на Даниловское кладбище. Речей, которых столь не любил Павел Михайлович, не произносили. Просто долго стояли у свежей могилы. Вера Николаевна на похоронах не присутствовала. Через четыре месяца она и так ушла к мужу. После смерти Третьякова под одним из ящиков письменного стола нашли странное завещание. Павел Михайлович распорядился, чтобы после его кончины никто не имел права пополнять галерею новыми работами, ведь «собрание очень велико, оно может сделаться утомительным, да и характер собрания может измениться». Спустя 15 лет Васнецов, посетивший Третьяковскую галерею, писал Грабарю: «Не совершили ли мы преступления относительно памяти П.М., видоизменяя его драгоценный дар Москве и русскому народу? Даже скромный фасад его дома на парадный переделали – в псевдорусском стиле. Я уж и жалею, что по моему проекту. Невольно кидается в глаза, что собственно Третьяковской галереи, быть может, уже нет, а есть городская галерея только имени Третьяковых, составленная из картин, пожертвованных Третьяковым, и из картин, приобретенных после него». И хранитель Третьяковки Грабарь долго еще думал: прав ли был Третьяков, запрещая пополнять галерею? Или все-таки права галерея, вечно и ненасытно требующая пополнения?.. Собиратели времен Напиши мне письмо…Кропоткинский переулок, 5— 112 —
|