|
Были в Мюнхене кружки и иного рода. Часто мне вспоминается одна личность, которую я встречал во многих из этих кругов. Это был католический священник по фамилии Мюллер, стоявший вне узких рамок церкви. Тонкий знаток Жан-Поля, он издавал весьма интересный журнал "Ренессанс", в котором выступал как защитник cвободного католичества. Из антропософии он брал по-:тольку, поскольку это его интересовало в связи с собственными воззрениями, но часто проявлял скептицизм. Звои возражения он высказывал столь любезно и в то же зремя столь просто, что благодаря этому в дискуссии, юпровождавшие лекции, часто проникал прекрасный омор. Давая характеристики Берлина и Мюнхена, этих двух тротивоположных полюсов антропософской деятельности, я вовсе не хочу преувеличивать или приуменьшать ценность того или иного. Просто здесь проявлялись раз-1ичия в людях, которые можно было обнаружить через фоводимую ими работу, но различия эти были некоторым образом равноценны, и поэтому нет смысла судить о них с точки зрения их ценности. Характер работы, проводимой в Мюнхене, привел к тому, что Теософский конгресс, который в 1907 году должна была организовать немецкая секция Теософского общества, состоялся в Мюнхене[197]. На этих конгрессах, которые ранее проходили в Лондоне, Амстердаме, Париже, читались лекции или проводились дискуссии, посвященные теософским проблемам. Они устраивались по образу ученых конгрессов. Здесь обсуждались также административные вопросы Теософского общества. В Мюнхене все это приняло несколько иной вид. Большой концертный зал, служивший для заседаний, был по нашему почину — как устроителей — декорирован таким образом, что формы и цвета художественно воспроизводили настроение, господствовавшее в устных докладах. Художественная обстановка и духовная деятельность должны были пространственно объединиться в одно гармоническое целое. Более всего я старался избежать абстрактной нехудожественной символики и стремился к тому, чтобы сумело себя выразить художественное ощущение. В программу Конгресса было включено художественное представление. Мария фон Сивере давно уже перевела элевсинскую драму, которую воссоздал Эдуард Шюре[198]. Я сделал ее язык годным для постановки на сцене. Драма была внесена в программу. Благодаря этому создавалась связь, хотя и в слабой форме, с сущностью древних мистерий, а главное — Конгресс вобрал в себя художественный элемент, указывающий на намерение не оставлять отныне духовную жизнь Общества без художественного элемента. Мария фон Сивере, взявшая на себя роль Деметры, выявила своей игрой те особенности и нюансы, которых должно достичь драматическое искусство в Обществе. Кроме того мы находились на той стадии, когда искусство декламации и рецитации благодаря Марии фон Сивере в проработке внутренней силы слова достигло той решающей точки, опираясь на которую оно могло плодотворно развиваться дальше. — 217 —
|