— Вас,— отвечала Валерия, выступая вперед и сбрасывая с головы кружевную косынку. Ею снова овладела та отчаянная решимость, которая привела ее сюда. Узнав Валерию, Самуил отступил назад, как громом пораженный. — Вы здесь, графиня, и в такую пору? О, я чувствую, что не мир принесли вы мне. — Вы ошибаетесь, господин Мейер, я именно пришла предложить вам мир, если вы желаете его принять,— отвечала Валерия тихим голосом.— Умоляю вас, дайте отцу отсрочку, чтобы он имел возможность уплатить долг, и я всю жизнь буду благодарна вам. Я пришла умолять вас об этом! — И она с мольбой протянула к нему руки. , — Самуил не сводил взгляда с прелестного лица, которое от волнения стало еще краше; но при ее последних словах, он нахмурился. — Я вижу, графиня,— сказал он глухим, но спокойным голосом,— что ваш отец все сказал вам, значит вам известно, что в ваших руках — спасение вашей семьи. — Но какой ценой? То, что вы требуете,— невозможно. Молодой человек горько улыбнулся. — Что делать! Счастья всегда трудно добиваться! А вы думаете, что я меньшей ценой приобретаю ту, которую безумно люблю? — Ах, пожертвовать золотом или продать свою душу, разве можно сравнить одно с другим? — прервала его Валерия.— Вы ни во что ставите унижение и душевную муку целой жизни, вы, который рискует только деньгами. Конечно, для человека вашей расы эта жертва самая тяжелая, и я удивляюсь, что вы настолько уклонились от обычного пути и полюбили разорившуюся христианку,— заключила она презрительно. — Вы правы, графиня! Безумно искать руки женщины, которая бросает презрение в лицо любящему ее человеку. Но вы глубоко ошибаетесь, думая, что человек моей расы не может жертвовать ничем кроме золота, которое христиане так искусно мотают. Я отдал более того на ваш жертвенник, графиня, я сложил жизнь моего отца, заявив ему, что сделаюсь христианином, и он не мог пережить мысли, что сын его отрекается от своей веры, народа и семьи. Позвольте вам еще заметить, что никто не ответственен за случайность своего рождения в той или другой среде; уже давно, по склонности и по привычке, я чту христианский обычай, а образование, которое способно действительно разделить людей, делает меня равным вам. Я не могу понять, отчего кажется возмутительным мое желание жениться на христианке, которая не приносит мне ничего, креме самой себя, и которой я жертвую своей религией, а ее семье возвращаю спокойствие и состояние, так как я ее единственный кредитор. Моя жертва добровольная, графиня, но не меньше вашей, и я приношу ее из любви, что служит вам гарантией на будущее; а при нынешних обстоятельствах вы, конечно, можете попасть в худшие руки. Вы думаете,— заключил он с горечью,— что среди вас нет дурных мужей и людей бесчестных?.. — 18 —
|