Значит, это не модернизированный акт гносеологического характера, в основе которого и лежит поиск истины на основе определенных процедур и определенной последовательности суждений. Это акт теологического характера. Это «охота на ведьм». Когда ты заранее, еще не открыв архивы, уже точно знаешь, какую оценку следует дать содержимому этих архивов. Потом ты открываешь архивы и позволяешь «ученым обезьянам» копаться в бумагах. Но уже до этого ты вынес все вердикты: что первично и что вторично для «модернизированного» сознания, которое, если мне не изменяет память (я внимательно читал Вебера), является сознанием рациональным — сначала факты, потом исследования, потом оценки, потом суждения. Нет, сначала суждения, а потом исследования! Может быть, до конца доведем эту логику? Вначале «революционные тройки» расстреляют, а потом задним числом выяснится, что «ошибочка вышла», что «исследования» показывают другое. «Мифологемы», конечно, «очень живы»… Одно сознание Караганова свободно от них, а также от пережитков тоталитаризма. «Отсюда и еще одно предложение — нужен закон, согласно которому чиновники, которые публично отрицают или вообще оправдывают преступления, совершенные в годы тоталитаризма, находиться на госслужбе не могут». Это же и есть ключевая вещь в десталинизации! Возникает запрет на историческую оценку. «Неправильная» историческая оценка несовместима с госслужбой. Но в чем «прелесть» подобных, геббельсовских вполне, процедур? Чиновники всех уровней не могут выражать позитивную оценку советского прошлого… А кто такие чиновники всех уровней? Это все, кто находится в бюджетной сфере, то есть учителя и все прочие. Это абсолютно тоталитарная процедура. Но продолжим эту логику. Есть, предположим, Коммунистическая партия — незапрещенная, входящая в Думу и занимающаяся общественно-политической деятельностью. Предположим, что эта партия, при определенном развитии событий, войдет в коалицию и сформирует правительство. Что, члены этой партии будут говорить одно на партийных собраниях и другое в качестве государственных чиновников? Но тогда их довольно быстро уберут из партии и они перестанут быть парламентариями. Кроме того, у них, наверное, все-таки есть какие-то убеждения. Значит, они не могут стать чиновниками? То есть парламент не может формировать правительство? А кто его должен формировать? И, наконец, ясно же, что кончится это запретом всех тех партий, которые хвалебно или объективно (как мы считаем) высказываются о советском прошлом. Мы начинаем говорить о чиновниках, потом имеем в виду школьных учителей и всю бюджетную сферу, а затем осуществляем запрет, разгон партий. То есть последовательно идем к тоталитарной диктатуре через «борьбу с тоталитаризмом». Am I right, мистер Караганов? — 178 —
|