Этот субъект — обладающий определенными ресурсами (в виде телепрограмм или чего-то еще), обладающий определенными технологиями саморазвертывания (назовите их «катакомбы»), не только обладающий человеческим материалом, но и способный преобразовывать этот материал — вполне может решить что-то в момент, когда вопрос действительно встанет ребром: или исторический конец России, или продолжение исторической жизни нашей страны. Выпуск № 7. 15 марта 2011 годаЭту передачу я начну со стихов не потому, что мне хочется насытить наши обсуждения какой-то красивостью, а потому, что нужны образы и символы, которые будут адресованы не только уму, но и сердцу. Без этого разговор бессмыслен. Итак, отрывок из блоковского «Возмездия». Жизнь — без начала и конца. Нас всех подстерегает случай. Над нами — сумрак неминучий, Иль ясность божьего лица. Но ты, художник, твердо веруй В начала и концы. Ты знай, Где стерегут нас ад и рай. Тебе дано бесстрастной мерой Измерить все, что видишь ты. Твой взгляд — да будет тверд и ясен. Сотри случайные черты — И ты увидишь: мир прекрасен. Познай, где свет, — поймешь, где тьма. Пускай же все пройдет неспешно, Что в мире свято, что в нем грешно, Сквозь жар души, сквозь хлад ума. Так Зигфрид правит меч над горном: То в красный уголь обратит, То быстро в воду погрузит — И зашипит, и станет черным Любимцу вверенный клинок… Удар — он блещет, Нотунг верный, И Миме, карлик лицемерный, В смятеньи падает у ног! Кто меч скует? — Не знавший страха. А я беспомощен и слаб, Как все, как вы, — лишь умный раб, Из глины созданный и праха, — И мир — он страшен для меня. Герой уж не разит свободно, — Его рука — в руке народной, Стоит над миром столб огня, И в каждом сердце, в мысли каждой — Свой произвол и свой закон… Над всей Европою дракон, Разинув пасть, томится жаждой… Кто нанесет ему удар?.. Не ведаем: над нашим станом, Как встарь, повита даль туманом, И пахнет гарью. Там — пожар. Но песня — песнью все пребудет, В толпе все кто-нибудь поет. Вот — голову его на блюде Царю плясунья подает; Там — он на эшафоте черном Слагает голову свою; Здесь — именем клеймят позорным Его стихи… И я пою, — Но не за вами суд последний, Не вам замкнуть мои уста!.. Пусть церковь темная пуста, Пусть пастырь спит; я до обедни Пройду росистую межу, Ключ ржавый поверну в затворе И в алом от зари притворе Свою обедню отслужу. Тут очень много сказано. И про то, что «герой уж не разит свободно, его рука — в руке народной». И про то, что «в каждом сердце, в мысли каждой свой произвол и свой закон». И про дракона, который, «разинув пасть, томится жаждой». Такое впечатление, что это написано не сто лет назад, а прямо сейчас. Это поражает и, с другой стороны, внушает некоторые надежды. Потому что если сто лет назад удалось избежать пожирания мира драконом, который уже разинул пасть, то, возможно, и сейчас снова это удастся. Только в чьей руке будет меч? Кто его скует? И есть ли рука, способная его удержать? Есть ли народ? Или у него сломан позвоночник и рука его вяло лежит вдоль тела и не может даже подняться? — 113 —
|