|
— Ну что, красавец, не зря тогда расстался со своими денежками? Рафи резко обернулся. Да, это была та самая цыганка. Она улыбнулась, обнажив редкие зубы. — Видишь, я же говорила, что мы еще встретимся. — Да… Ты много чего говорила, гадалка, — ответил Рафи. — Хочешь, еще погадаю? Вижу, что вопросов и сомнений у тебя много. Может, и помогу чем. Погадать? — Заплатить я тебе не смогу. — Да знаю, знаю… Ничего, потом отдашь, когда будет с чего. Хотя ох как не скоро это случится… Ладно, за красивые глаза погадаю, — Ну, тогда давай, — Рафи протянул руку. — Пошли в шатер. Здесь я вижу плохо. Она поманила за собой Рафи. Она вошли в шатер. Рафи показалось, что он вернулся назад во времени. Его окружили уже знакомые запахи. Пахло какими‑то травами, плохо выделанными шкурами и пылью. Рафи подумал, что до сих пор больше полагается на свой нюх, чем на глаза. Впрочем, в шатре было темно, как в брюхе большой рыбины. Цыганка зажгла масляную лампу, которая тут же невыносимо зачадила. Потом гадалка подожгла пучок сухих трав, отчего по шатру расползся терпкий незнакомый Рафи запах, от которого слегка закружилась голова. — Садись, — сказала женщина. Рафи послушно опустился на ковер напротив цыганки. Та взяла его руку и начала пристально вглядываться в рисунок линий на ладони. Рафи терпеливо ждал, что она скажет. Ждать пришлось долго. Несколько раз цыганка принималась что‑то бормотать на незнакомом Рафи языке, вставала, зажигала новые травы, снова брала его ладонь в руки и водила над ней тлеющим пучком. Наконец, она глубоко вздохнула, отпустила ладонь Рафи и утерла пот со лба. — Ну, — нетерпеливо спросил он. — Что ты там увидела? Цыганка помолчала, глядя на огонек лампы. Потом встала, порылась в сундучке, вытащила тонкую трубочку, неторопливо набила ее табаком, прикурила и несколько раз глубоко затянулась, пуская колечки дыма. И только тогда заговорила. — Вижу, тяжело тебе пришлось... Не стала я в твое будущее заглядывать. — Почему? — Да ни к чему это. Все самое главное в тебе сейчас сидит. В путь собрался? Думаешь убежать от себя? — Не от себя, от людей. — От людей не бегают. Бегают от себя. — Ну, пусть так… — Беда твоя в том, что себя‑то прощать так и не научился. А без этого и в пустыне счастлив не будешь. Себя полюбить сперва надо. А потом уже о других думать. Старый черт мог бы тебе это сказать. Да только дождешься от него доброго дела. Люди для него, что твои муравьи… — 108 —
|