Matador

Рафи потянул на себя дверь и шагнул в полумрак сарая. Тайник был открыт, вещи валялись разбросанными на земляном полу, а на его постели сидел дядя, держа в руках мешочек с накопленными за год деньгами, и ухмылялся от уха до уха. Рафи замер. Сердце резко скакнуло вверх и провалилось куда‑то в низ живота, да там и осталось.

— Ну что, решил сбежать с этими бездельниками? — приторным голосом спросил дядя. — Захотел бродягой стать? Так‑то ты собрался меня отблагодарить за то, что не дал тебе с голоду помереть? Я тебя к себе в дом взял, кормил, поил, заботился о тебе, паршивец, а ты вот так мне «спасибо» говоришь.

Дядя кивнул на валявшиеся вещи Рафи. Мальчик молчал. Он понял, что схватка с быком по сравнению с тем, что его сейчас ожидает, — легкая прогулка.

— Что же ты молчишь? — все еще ласково спросил дядя, но Рафи знал, что скоро этот тон сменится. — Что же ты молчишь? Язык проглотил? Или возомнил себя великим матадором? Теперь, мол, можно со старшими и не разговаривать, а? Так? — вдруг заорал он, вскакивая на ноги.

Лицо его покраснело, глаза были мутными, резко пахнуло вином. Рафи неосознанно сделал шаг назад.

— Что, страшно? Это тебе не перед быками скакать. Откуда у тебя деньги, щенок? У меня воровал? А ну признавайся, иначе выдеру так, что неделю будешь в своем хлеву валяться!

Мужчина навис над побледневшим мальчиком.

— Я ничего не украл, — сказал Рафи, стараясь подавить дрожь в голосе. — Я все заработал. Сам.

— Заработал? Где это, интересно, ты заработал?

— Много где. Я подрабатывал у разных мастеров.

— Значит, вместо того, чтобы трудиться на благо дома, где тебя приняли как родного, ты занимался черт знает чем? — дядя коротко, без размаха ударил мальчика по лицу.

Голова Рафи мотнулась, в ушах зазвенело, из разбитой губы брызнула кровь. Рафи вытер ее тыльной стороной ладони.

— Молчишь? Нечего сказать? Так вот, деньги эти я забираю себе. И все это — он показал на вещи мальчика — тоже. Ни к чему они тебе. Никуда ты не уйдешь отсюда. А сейчас марш скотину кормить!

Рафи не шелохнулся. Он стоял, опустив голову, как бык на арене, чувствуя, как закипает в груди злость.

— Ты что, оглох? — взревел дядя. — Я сказал, иди кормить скотину!

— Нет. Я ухожу. — Тихо, но твердо проговорил мальчик.

— Э, нет, никуда ты не пойдешь.

За этими словами последовал новый удар. Пока еще не сильный, но Рафи видел, что дядя зол по‑настоящему и вскоре ему придется несладко. Тем не менее он повторил: