— Но подожди… — вскинулся Рафи. — Нечего мне ждать… Плати и уходи. Не о чем мне с тобой больше разговаривать. Да и видела я, что мы с тобой еще встретимся. К добру ли это, не знаю… Но спросить еще успеешь, только бы вопросы были. А сейчас ступай. Устала я… Рафи понял, что возражать бесполезно. Старуха больше не скажет ни слова. Вздохнув, он достал из кармана кошелек и высыпал все, что там было, на ковер. Потом поднялся и, не прощаясь, шагнул к выходу. — Да, вот еще что, — услышал он в спину. — Та, с которой ты пришел… Не говори ей ничего. Не надо ей знать, что я тебе тут сказала… Обоим лучше будет. Едва он вышел из шатра, за руку его схватила Вероника. — Что с тобой? Бледный, как смерть… Почему так долго? — Долго? — Вечереет уже… Я совсем извелась… Звала тебя, звала, да все без толку. — Я ничего не слышал. — Ладно, пошли скорее отсюда, по дороге расскажешь. И они направились туда, где их ждал цирк. * * *Рафи ничего не рассказал Веронике ни по дороге, ни вечером, когда они остались одни у гаснущего костра. В конце концов, девушка, поняв, что ничего от него не добьется, ушла, а Рафи еще долго сидел под звездным небом, обхватив руками колени, и думал о том, что сказала ему цыганка. Хотя думать особенно было не о чем Все ее слова пока оставались для юноши пустым звуком. Снова, уже в который раз, он оставался один на один с вопросами, на которые не знал ответа. Лишь одно было ясно: его сегодняшняя победа на арене — это всего лишь начало. Начало пути, ведущего в неизвестность. Там, в самом конце, когда он подойдет вплотную к границе, за которой лежит вечность, он найдет все ответы. Но будет уже поздно… Рафи вдруг понял, что удел человека — бороться с тем, что против него в этой жизни, пока есть силы, так же, как бык сражается с человеком на арене. Что бы человек ни делал, как бы храбро ни бился, смерть все равно настигнет его. И все, что он может и должен сделать, — это выбежать на арену полным сил и надежд, мощи и ярости, желания жить и побеждать… Но постепенно, шаг за шагом, матадор по имени Жизнь отнимет все это, заставляя снова и снова бросаться в бессмысленную атаку на ускользающее полотно мулеты. И едва человек начнет, хрипя и захлебываясь собственной кровью, постигать, что жизнь — это нечто иное, чем ему представлялось, едва он начнет находить ответы на свои вопросы, едва приблизится к пониманию истинного смысла этой игры, как смерть нанесет свой завершающий удар. Но пока это не случилось, нужно сражаться. Сражаться хотя бы за право умереть так, как желаешь. — 106 —
|