— Смотри, Лизанька… Вон там, видишь шпили? Это Дрезден. — Дрезден, матушка? Так скоро? — Да, дитя мое. Вскоре откроется и дворец курфюрста… Голос матери удивил Елизавету — странная мягкость, даже мечтательность звучали в нем. Должно быть, здесь оставались жить самые нежные, приятные матушкины воспоминания. Может быть, то была встреча, изменившая ее судьбу, может быть, какая-то весть… А может быть, просто воспоминания о милом друге… Однако Елизавета не решилась задать вопрос. Она вновь повернулась к окну, попыталась всмотреться вдаль, но в утреннем мареве контуры зданий колыхались, а подробности скрывала дымка. На плечо принцессы легла теплая матушкина рука, поиграла локонами дочери, выбившимися из-под шляпы, поправила особо непослушную прядь. Елизавета с улыбкой обернулась, царица ответила ей мягкой полуулыбкой. Девушка подумала, что давно не видела такого чудного света в матушкиных глазах… За окном промелькнула городская застава. Теперь улицы стали торопливо сменять друг друга. Принцесса любовалась тем, как повороты плавно перетекают в площади, чтобы потом вновь стать поворотом, переулком или узким проездом, зажатым с обеих сторон глухими стенами домов. — Сейчас, милая… Вон там, слева, — матушкина рука дрожала, — нам откроется дворец… Да, сомнений не оставалось: этот город оставил в матушкином сердце глубокий след. Чем-то необыкновенным он ей памятен … Иначе отчего бы так бурно вздымалась ее грудь, так часто билось сердце, столь заметно дрожали пальцы? За поворотом, Елизавета уж и со счета сбилась которым, и впрямь раскрыла объятия дворцовая площадь. Удивительно светлая, хоть и закованная в камень, она выводила ко дворцу, словно взлетающему ввысь. Башенки и балкончики, шпили и колоннады… Серый камень словно светился, с удовольствием подставляясь утреннему солнцу. Струи фонтанов рассыпались в прозрачном воздухе всеми цветами радуги, а широкая спокойная река, что была видна чуть в стороне, во всем великолепии отражала просыпающийся город. — Ох, какая красота! — принцесса не удержалась от возгласа. — Да, душа моя, город прекрасен. Не менее прекрасен и его властитель, курфюрст Август Сильный. — Прекрасен? Матушка, от тебя ли я слышу эти слова? Ты хвалишь иноземца? Чем же так хорош повелитель сего города? — Детка, ты увидишь все сама. Могу спорить, что ты влюбишься и в этот город, и в этот дворец, и в курфюрста. Августа не любить невозможно, поверь мне. Царица Екатерина оказалась права: у прекрасного города оказалась живая душа — его курфюрст, Август Второй. Он оказался и в самом деле человеком необыкновенным. К счастью, не только своим правителем был прекрасен Дрезден, не только фонтанами и улочками, садами, тонущими в цвету, и медлительной Эльбой. Елизавета влюбилась в роскошь придворных праздников — немыслимой красоты и уюта дворец, казалось, был открыт любому, кто пожелал бы в него войти. — 82 —
|