— Ничем, детка, не отличается, — вздохнула Каролина. — Быть может, еще беднее люд и, уж точно, еще подлее бояре. Но отчего ты думаешь об этом? — Пытаюсь понять, что подвигло Влада на деяния, о которых не говорит, по твоим же словам, матушка, только немой. — Это и подвигло, дитя. Он молод, но понимает, что глупо перевоспитывать тех, кто, доживши до седин, не нажил ни чести, ни ума… Страну окружают враги, заходят в любой дом, как в свой собственный, обирают и убивают его подданных. Как же тут не восстать правителю, руки которого связаны этими подлецами? — Но смерти, матушка… Он же проливает реки крови… — Не дело в ночи о таких вещах рассуждать, дитя. Думаю, будет куда умнее выслушать его самого и тогда решать… — Что решать, наставница Каролина? — Решать, дитя, чьей невестой ты станешь — Господа Бога нашего или Влада из рода Драконов по прозвищу Цепеш. * * *Утро для Марицы началось с перезвона колоколов и первого солнечного луча, заглянувшего в окошко. Обязательная молитва, привычно долгая, в этот раз отчего-то не только не согрела души, но даже не затронула ее струн. Вода для умывания, сегодня, как и всегда, обжигающе холодная, не усмирила жара, который загорался на щеках принцессы, едва она лишь вспоминала о вчерашнем госте. Матушка-наставница, конечно, видела все, что творится с ее воспитанницей. Видела, но отчего-то молчала. Должно быть, гость не показался Каролине таким уж страшным, каким рисовала его молва. Напротив, каждому его деянию можно было найти объяснение — простое и ясное. «Мальчик пролил реки крови… Но разве его отец был иным? Разве не Влад Второй выгнал крестьян из трех деревень только из-за того, что деревни эти стояли у кромки леса, где король любил охотиться? Разве не он, вступая в орден Дракона, прикатил бочку свежей человеческой крови, дабы доказать, что достоин драконова имени? Разве не он заточил жену в башню, дабы никто и никогда не увидел ее красы? Так чего же мы хотим от сына такого человека? Ангельской кротости? Смешно…» День катился своим чередом. После скудной утренней трапезы Марица опять взялась за будущую вышивку. Рука ее дрожала, девушка прилагала почти нечеловеческие усилия просто для того, чтобы не отвлекаться. Наконец картина была полностью перенесена на ткань, теперь наступал черед толстой нити: чтобы разметка не осыпалась, основные контуры фигур следовало аккуратно обшить. Должно быть, оттого, что девушка думала о чем угодно, только не о вышивке, ей всего за час удалось пять раз наколоть пальцы и один раз даже порвать крепкую шелковую нить. — 53 —
|