Хоту сменила гальярда — однако Влад не торопился менять партнершу, как это предписывали правила. Он сомкнул пальцы на запястье принцессы и повел ее широким шагом по кругу… Марица не решалась задать следующий вопрос, не решалась упомянуть о судьбе отца Влада или его брата. «Молчание, детка, — в таких случаях повторяла матушка Каролина, — всегда означает, что ты внимаешь собеседнику, ставя его слова выше своих и его самого выше самой себя. Молчание заставляет умного открывать душу, а глупца — молоть языком…» — Мы пробыли в Порте все эти годы… Раду там и умер. Он был решительным, мой братец, и всегда лез в драку, даже тогда, когда делать этого не следовало… Говорят, что он ввязался в перепалку с сыном самого наместника… И тогда янычары подняли его на копья. А потом еще живым похоронили… — Какой ужас! — не столько прошептала, сколько простонала Марица. Ей было и понятно холодное равнодушие Влада, и непонятно. Ей казалось, что за маской отстраненности господарь прячет боль, не утихающую ни на минуту, а эта холодность, в свою очередь, не дает гневу разгореться в его душе, удерживает чувства, остужает голову… Словно ему стоит усилий просто оставаться в рамках благопристойности и не сносить все вокруг в припадках чудовищного гнева. — Ужас, принцесса? Ничего ужасного — в Порте царят иные понятия о человеколюбии и цене жизни. То, что для нас варварство, для них — забавы солдат на привале. То, что для нас героизм, для них — никчемная трата силы. То, что для них послушание, для нас — рабская покорность… Увы, их мир и наш столь различны, что, кажется, и примириться никогда не могут… — Но как же вы вернулись, господин мой господарь Влад? Как взошли на трон? Музыка утихла. Утомленные музыканты ждали знака, что можно отложить инструменты. Король Матьяш кивнул и виолы отправились отдыхать в свои футляры, а их хозяева покинули хоры над залом. — Здесь жарко, — хмуро заметил Влад. — Август, — пожала плечами Марица. — В эту пору бывает куда жарче. Однако мы можем выйти в сад, пока музыканты отдыхают. Несколько куртин и две усталые от лета аллеи можно было назвать садом весьма осторожно. Впрочем, солнце село уже достаточно давно, и под дубом было почти прохладно. Скамья без спинки огибала узловатый ствол дерева, где-то в кроне возились, устраиваясь на ночлег, птицы… Хотя, быть может, то готовилась выйти на охоту дворцовая сова, на содержание которой тратилось в год целых два талера — столько же, сколько на чистку столового серебра. — 49 —
|