Девушка покачнулась. Едва слышные слова, тем не менее, поражали мощью. Гулан поежилась — она могла представить себе, что будет, когда хан заговорит в полный голос. — Приветствую великого кагана! — ответила девушка. Кланяться хану, как его сподвижники, приведшие ее сюда, она не могла и не хотела. Лишь слегка наклонила голову в знак уважения. Хан усмехнулся — он понял это сразу. Перед ним действительно была кровь от крови племени меркит — гордая и самолюбивая. Что ж, именно этого он ожидал и именно это получил. Тем слаще будет его месть, пусть она и растянется на годы. Гулан же истолковала усмешку хана иначе. Угрозу она увидела в том, как растянулись его губы, как исказился старый шрам через висок. Угрозу прочитала в оставшихся неподвижными темных безжизненных глазах. В определенной мере так оно и было — однако беда грозила не ей, пятнадцатилетней принцессе, а взрослым мужам и вошедшим в возраст воина подросткам — ее отцу, братьям, всем мужчинам племени. Хан не забыл и никогда не забудет своей боли. Но мстить женщине… Это было недостойно Ниспровергателя земель. — Ты боишься меня, юная дева? — Хан сошел с возвышения. — Да. — Гулан никогда не лгала. — Я боюсь тебя, великий каган. — Но почему, скажи мне? Разве я так страшен? — Страшно даже одно твое имя, каган. Ужас несет оно любому из меркит. Ужас и неотвратимую смерть. — Смерть придет к каждому из нас, — пожал плечами Чингиз. — Рано или поздно. И она столь же неотвратимая гостья в моем доме, как и в доме твоего отца… — Однако, великий каган, люди отчего-то не торопятся к ней на свидание, отчего-то стараются всеми силами оттянуть его. — Это верно, принцесса Гулан. Стараются, однако иногда одних стараний мало. И следует не стараниями, а деяниями удерживать эту нежеланную гостью как можно дальше от своего дома. Хан был холоден — давняя боль стала уже настолько привычной, что не могла заставить его ни рассердиться, ни даже просто повысить голос. Иногда Чингиз пытался представить, что будет, когда он отомстит за смерть отца. Пытался представить, что почувствует. Пытался и не мог. Быть может, эта девочка заставит всколыхнуться его чувства? Быть может, ее живая душа вернет ему то человеческое, что навсегда, как кажется, умерло в его сердце? Чингиз осторожно погладил принцессу по голове. Богатое покрывало соскользнуло с волос, длинные черные косы тяжкими плетями опустились вдоль спины почти до самого пола. Так, во всяком случае, показалось хану. «У Бортэ никогда не было таких длинных кос. У Бортэ не было и таких нежных щек, и таких светящихся глаз… Должно быть, эта дева послана мне для того, что месть моя была слаще, чтобы вознаградить меня за мое деяние, чтобы указать на его справедливость и мудрость…» — 30 —
|