|
Солнце уже было довольно высоко, когда девушка наконец нашла в себе силы встать и умыться. Она удивилась тому, сколько проспала. Завтрак, как обычно поданный утром, уже успел остыть. Есть отчего-то не хотелось. Девушка взяла стакан молока и подошла к зашторенному окну. Там, внизу, была прекрасная Гавана, а впереди, сколько хватало глаз, простирался океан. Бесконечный, свободный… — Нет, — Марита усмехнулась собственным мыслям. — Это еще не океан… И не свободен он вовсе. Зажат между берегов так же, как зажат каждый из нас в кругу своих обязанностей… Пусть со стороны кажется, что волен делать все, что угодно.. Вкус молока показался странноватым — должно быть оттого, что сегодня она пила его совсем холодным. Глоток, другой… Но жидкости в стакане было все еще слишком много. — Нет, не хочу больше. — Марита решительно поставила стакан на стол и, отвернувшись от окна, потянулась за раскрытой книгой. Но стены вдруг наклонились, потолок стал стремительно падать, в ушах тихонько засвистело. А потом все стихло — звуки ушли, свет померк, воздух перестал поступать в легкие. * * *Марита очнулась от яркого света, который заливал все вокруг, слепил, мешал понять, где она и что происходит. — Она пришла в себя… И голос был незнакомый, и звучал очень странно — словно в огромном зале. Девушка попыталась пошевелиться. — Лежите, лежите… Вам показан абсолютный покой… Наконец Марита смогла перевести взгляд. Рядом с ослепительно-белой постелью, на фоне слепяще-белых стен сидел совершенно незнакомый блондин в накрахмаленном белом халате. Очки в золотой оправе не давали возможности разглядеть его лицо, прятали глаза за бликами жемчужного света. — Где я? Что со мной? Но блондин вместо ответа сам задал вопрос: — Что вы помните? Как вас зовут, скажите? Чудовищные уколы боли от самого крошечного движения не могли, тем не менее, сломить характер Мариты. — Где я? Кто вы такой? Пусть в этом не было ни капли здравого смысла, но девушка понимала: она должна показать, кто хозяин положения. Блондин как-то странно качнул головой, словно показывая кому-то за спиной Мариты, что так и не получил ответа на столь важный для него вопрос. — Так где я? И какого черта вы пялитесь на меня, как на душевнобольную? Блондин понял, что больше отмалчиваться не получится. Зачем-то встал, обошел стул, на котором сидел, и, взявшись за спинку, заговорил: — Мисс Лоренц, вы в госпитале, в… Нью-Йорке. Вам стало дурно, и гостиничная прислуга вызвала доктора… — 170 —
|