|
Иногда, очень редко, Владимир пытался представить, каким бы прекрасным было их совместное будущее — он, она, ее дети, их дети. Но представить, что такое будущее может стать настоящим, не завтрашним, а сегодняшним днем, сделать бесповоротный шаг — нет, не отваживался. Инесса решительно взялась за перо — перевод по-прежнему был не закончен, а ведь Владимир просил поторопиться. Быть может, через пару месяцев, когда они уедут в Лион для организации революционной школы, им удастся чаще бывать вместе. Если, конечно, за «Стариком» не увяжется его жена. — Хотя когда она нам мешала? — Инесса пожала плечами. — По дому ничего делать не может, все заботы о Владимире переложила на матушкины плечи. А сама знай перышком по бумаге черкает, зашифровывает и расшифровывает… Инесса не могла не признаться себе, что сейчас в ней говорит старомодная, унылая, обывательская ревность. Что ей не хочется делить Владимира ни с кем. Хотя бы ту его сторону, когда он, так забавно краснея от смущения, все же позволяет страсти взять верх, когда он забывает обо всем вокруг и погружается в любовь. Перевод упорно не шел в голову. Зато вспомнилось Инессе, как она, в который уж раз приготовив кофе, там, на улице Роз, зашла в комнату к Владимиру. Оглушительный запах заставил его очнуться, вытащил из сверкающего, но еще такого непонятного завтра. — Это ужасно… — глаза Владимира смеялись, и Инесса впервые смогла ответить на его взгляд. — Ужасно, что рядом с вами я не могу думать о работе! Мелкие сиюминутные радости рядом с вами, друг мой, кажутся мне важными и нужными вещами. Так отрадно видеть вашу улыбку, брать из ваших рук чашку кофе, слушать вас… — Тебя… Инесса с удивлением услышала, как хрипло и взволнованно звучит ее голос. — Обращайтесь ко мне на «ты», Владимир Ильич… Тот улыбнулся: — Ну что ж, тогда и вы говорите мне «ты», Инесса. Он взял из ее рук чашку, поставил ее на край столешницы. Вновь обернулся и, придерживая ее холодные пальцы своей теплой ладонью, поцеловал ей руку. Много раз потом Инесса задавалась вопросом, что это был за поцелуй — дань выплеснувшейся страсти, благородная старомодность, милая застенчивость? Владимир не ответил на ее вопрос, но больше никогда руку ей не целовал. Однако в тот день зародилось между ними что-то очень нежное и трогательное — то, чего никогда и ни к кому Инесса не испытывала. Ей хотелось и защитить Владимира, и помочь ему, и спрятать от всех невзгод мира. И в то же время она ощущала невероятную силу, что исходила от него, — силу, которую, впрочем, тоже иногда хотелось укротить, усмирить, заставить служить лишь им двоим. — 106 —
|