|
Как средневековые монахи занимались поисками благодати, практикуясь в различного рода епитимьях, некоторые из обитателей Миллбрука всегда находились в постоянных поисках новых путей преодоления установок и снятия импринтинга. Иногда они использовали методы Гурджиева: звонили в колокольчик, и каждый останавливался и отмечал для себя, смог ли он сконцентрироваться на «здесь и сейчас» или опять ушел куда-то в мечты или воспоминания. Если у них появлялись деньги, они часто тратились на покупку новых колокольчиков или дрессировку стаи попугаев, которым надлежало кричать «внимание! внимание!» - как в «Острове». Хотя поиск преодоления оков разума был достаточно серьезным делом, часто это незаметно переходило в веселые хеппенинги, так называемые «переодевания». В Миллбруке были неравнодушны к этому аспекту психоделического опыта: периодически можно было увидеть кого-нибудь одетым в форму английского коммодора или одежду аравийского пустынника. «Как-то раз я видел Тима, переодетого ковбоем, он вел закрытый фургон. Одна из лошадей была выкрашена в ярко-розовый, другая в зеленый цвет, - вспоминал один из гостей. - Я только вздохнул... «Ага, ну вот, приехали». Однажды несколько психологов из Йельского университета собрались посетить Миллбрук. Лири велел каждому вести себя, насколько это возможно, профессионально. В особенности он предупредил об этом одного практически постоянно пребывавшего в доме художника (тот воспринимал Большой дом как один огромный холст - к 1968 году все доступные места на стенах были покрыты психоделическими росписями), человека, склонного к эксцентричным шуткам. Но вот гости прибыли и сели за стол. Все шло хорошо, пока где-то в середине завтрака не появился тот самый художник, одетый в костюм-тройку, под мышкой у него была зажата «Нью-Йорк тайме». Кивнув присутствовавшим, он открыл газету и начал читать. Все казалось нормальным до того момента, когда у него изо рта не потекла некая ядовито-зеленая субстанция Никто не сказал ни слова, но внимание всех было приковано к зеленой слизи, которая лилась вниз ему на подбородок и далее на новенький костюм. Потом он спокойно свернул «Тайме» и покинул гостиную. Это был первый случай хеппенинга, на котором присутствовал Холлингсхед: «Тим не сказал ничего относительно происходящего. Никто другой из нас также не произнес ни слова. Это казалось самым мудрым - просто промолчать. Все происходило в мертвой тишине». Стремясь восстановить разрушенную мирную атмосферу, Лири предложил гостям посмотреть забавное домашнее животное, тибетскую обезьянку, что жила у них в доме. Обычно обезьяна имела полную свободу действий, но на время приема пищи ее запирали, поскольку она имела дурную привычку занимать стратегическую позицию вверху кухни и швырять оттуда в едоков яйцами. Лири отвел психологов на второй этаж, открыл дверь и, зайдя в клетку обезьяны, обнаружил там художника, читающего газету и поедающего банан. — 249 —
|